Барри валялся на ковре, ужасно похожий на выкинутый эмбрион. Я перешагнул его и подобрал пистолет. Он снова проиграл мне мотивчик Скрипки явно не знали, что действие закончилось. Я положил его в карман, поправил пиджак и вышел в прихожую. Пэнси продолжала молчать.
— Купили бы мальчику книжку для раскрашивания или альбом для марок, — предложил я. — Ему нечем занять руки. Это ведет к онанизму.
Выходя, я услышал, как Пэнси бормочет в микрофон слово «онанизм», но ответа уже не услышал.
Глава 4
По дороге к Тестаферу мне повстречался патруль. Они поджидали за поворотом дороги, так что я не видел их до тех пор, пока не стало слишком поздно. Инквизитор дал знак мне остановиться и наклонился к моему окну.
— Карточку, — потребовал он.
Я передал карту.
— Чистая какая, — заметил он.
— Совсем новая, — объяснил я.
Я посмотрел ему в глаза, надеясь, что он не видит, как дрожат мои руки на руле. Они дрожали по нескольким причинам. Одной был пистолет в кармане. Другой — отсутствие зелья в крови.
Он подозвал к моей машине своего напарника.
— Эй, посмотри, — махнул он. — Рип Ван Винкль, — и показал ему мою карточку.
Вот странно: до сих пор я не ощущал к ней никаких чувств, а сейчас был почти горд видеть ее в руках ребят из Отдела.
— Класс, — восхитился Номер Два. — Жаль, редко вижу таких.
Я воздержался от комментариев.
— Документы на машину в порядке? — спросил Номер Один.
— Прокат, — ответил я.
Квитанция лежала в бардачке, и я достал ее. Он пробежал ее глазами и вернул мне.
— Куда едете?
— Посмотреть на старый район, — пожал я плечами.
— Зачем?
Я подумал немного. Вот бы они смеялись, если бы я признался им в том, что я частный инквизитор и расследую дело шестилетней давности.
— Коллекционирую воспоминания, — ответил я.
Он улыбнулся.
— Слыхал? — спросил он у Номера Два. — Он коллекционирует воспоминания.
Номер Два улыбнулся и подошел поближе.
— Что ты натворил, Меткалф?
— Собственно, ничего такого. Наступал кое-кому на пятки. Старая история.
— Кто отправил тебя в морозильник?
Я быстро прикинул. Скорее всего это были ребята Корнфельда.
— Моргенлендер, — ответил я.
Они переглянулись.
— Это серьезно, — произнес Номер Два с уважением в голосе.
Он вернул мне карту: я ответил как надо.
— Черт, — добавил Номер Один. — Последнего из его отребья уже несколько лет как вытурили.
Я убрал карточку в карман и помалкивал. Неожиданно я оказался у них на хорошем счету. Бедняга Моргенлендер. У меня сделалось погано на душе, чего я не ожидал. Я мог бы и не удивляться: дни Моргенлендера были сочтены уже шесть лет назад. Наверное, какая-то оптимистическая часть меня надеялась, что он выживет.
— О’кей, — заявил Номер Два. — Смотри, не потрать все деньги на воспоминания. Ты еще молод. Найди себе работу.
Я поблагодарил их и попрощался. Они пошли к своей машине, а я поднял стекло и уехал.
Я подумал о Корнфельде и решил, что вовсе не прочь взять реванш. На этот раз мне было терять куда меньше. По меньшей мере я задолжал парню хороший удар под дых, и если его живот за шесть лет сделался мягче, что ж, тем лучше.
Да, Корнфельд занимал видное место в моей воображаемой книжке старых долгов, но доктор Тестафер шел первым. Мне нужна была помощь Гровера, добровольная или нет, в восстановлении некоторых недостающих звеньев. Я нашел его улицу и остановил машину у ворот. Место навевало воспоминания. Я нюхал здесь зелье три дня или шесть лет назад — смотря как считать, — и мой нос прямо-таки зудел при воспоминании об этом. Я постарался выкинуть порошок из головы, но это было нелегко. Воспоминание было как чертик в табакерке: оно выпрыгивало при малейшем прикосновении.
Дом почти не изменился — я имею в виду, его основная часть. Пристройка справа имела нежилой вид. Наверное, Тестафер не заводил больше овец после Дульчи. Я позвонил, и Тестафер отворил дверь.
Он и раньше казался мне старым, так что шесть лет мало что изменили. Лицо его оставалось красным, словно он поднимался бегом по лестнице, и в волосах добавилось седины, и все же он сохранился неплохо, очень даже неплохо. Последний раз, когда я видел его, он прятался между машинами, пригибаясь от пуль, — рыба без воды. В дверях своего дома он имел куда более уютный вид.
— Привет, Гровер, — сказал я.
Он слепо посмотрел на меня.
Неожиданно я ощутил приступ гнева. Он разыгрывал со мною Пэнси.