— Удивительно, сэр! Но и в наших архивах ничего не говорится о его семье. Я проверял специально. Он был гениальный конспиратор.
— Да, — тихо ответил Плутарх. И Кассандру показалось, что в голосе Плутарха появилось что-то необычное: нотка сожаления с примесью гордости, возможно
— Ну, будем считать, никто ни о чем не знает, — кратко сказал Кассандр.
— Спасибо, — ответил Плутарх. Практически без эмоций в голосе.
-Однако у меня к вам просьба, мистер Хевенсби. Дело о пропавшей Победительнице 70-х игр, Кресте.
С Плутархом Хевенсби неожиданно произошла метаморфоза. Он, до этого момента несколько вялый, удрученный и совершенно лишенный каких-либо эмоций. Человек, который смотрел не в глаза собеседнику, а на дно чашки кофе, очнулся от апатии и скорби по умершему сыну, оживился и поднял крайне живые и восприимчивые глаза, которые внимательно сканировали лицо начальника капитолийской тайной полиции. Плутарх понял, что разговор стал интересным и преобразился за считанные секунды.
— Мне ничего не известно. Больше, чем известно вам, сэр, — живым, сочным и сильным голосом ответил он Кассандру.
Лицо мистера Гексли в этот момент представляло собой самую настоящую гипсовую маску: ни единого движения, ни единого проявления человеческих чувств, только внимательные умные глаза. Холодные. Но и не злые, расчёт и только расчёт.
— Очень жаль. Известное вам лицо (подразумевался Сноу) обеспокоилось. Я думал, вы можете прояснить кое-что, — прозвучал механический, как голос робота, голос Кассандра.
— Может-быть. В зависимости от обстоятельств, — голос Плутарха стал похожим на голос Сирены. От голоса которой, моряки сходили с ума и бросались на верную смерть в бурное море.
Кассандр поднял левую руку и сделал двумя пальцами, средним и указательным, соединенными вместе, быстрый жест, говорившим посвященным, что есть необходимость и возможность поговорить в помещении, где отсутствует подслушивающая аппаратура, а говорящие имеют приборы для создания помех в записи их беседы. Плутарх утвердительно кивнул и они пошли на третий этаж. В небольшую комнату, где днем дети учились рисовать. У Кассандра был от нее ключ. И Плутарха это ничуть не удивило, такой же ключ был и у него самого. Мужчины прошли внутрь, прикрыли за собой дверь и расположились подальше от нее у стены, они сели за столик, за которым дети разводили краски. Но, наличие красок их не смущало, они ведь хотели просто поговорить…
— Мистер Хевенсби, мне известно, что Аннабелль Кресту похитили ваши люди. Не конкретно члены вашей ячейки, но спецотряд из Бункера (Общеупотребительное название Дистрикта 13 в Капитолии). Как Супрефекта меня это беспокоит потому, что у меня приказ найти, освободить и доставить Аннабелль Кресту обратно домой в целости и сохранности, — абсолютно другим, не очень то и добрым голосом сказал он об этом Плутарху.
— Энни, Энни Кресту. Ее все называют Энни. Ее даже короновали как мисс Энни Кресту, — ласковым и участливым голосом ответствовал Распорядитель Голодных игр, — Допустим, мистер Гексли, Энни увезли на катере люди миссис Грейкот (англ. Greycoat — «Госпожа Серый френч». Так часто в Капитолии называли «за глаза» президента 13-го дистрикта Альму Коин). Цена вопроса — сотрудничество с миссис Грейкот мистера Одейра, — конец фразы Плутарх сказал стальным голосом.
— Если это так, мистер Хевенсби, это даже не преступление, это ошибка. Этого не следовало было делать, — немного задумчиво ответил Кассандр.
— Почему? Миссис Грейкот устала уговаривать и предлагать свою дружбу. Время настало, мистер Гексли, Финник Одейр должен принять условия миссис Грейкот и перестать вести эту свою «двойную игру». Она хочет «золотую клетку Капитолия» (так назывался комплекс секретной и совершенно секретной информации об элите Капитолия, который по заданию президента Сноу собрал и цепко держал в своих руках Финник) и тогда Энни получит свободу. В противном случае Энни Креста поедет в Бункер, — мягко и в то же самое время твердо заявил Плутарх.
— Ну, что же. Я уже говорил, что делать этого не стоило. Финник Одейр миссис Грейкот не по зубам. Не желаете, сэр, истрепать себе все нервы и посетить завтра кардиолога? — приторно-сладким голосом спросил недоуменно скосившего на него глаза резидента дистрикта 13 в Капитолии.
— О чем вы? — Плутарх кожей почувствовал наступление глобально-титанических неприятностей.
Кассандр вынул из кармашка куртки маленький наушник, в памяти которого находилась та самая запись (в единственном экземпляре (!!!) с крыши тренировочного центра и передал ее Плутарху, И затем он сказал:
— Это ВАМ подарок от меня. В знак моего глубочайшего уважения, — сказано это было очень холодным тоном. Металлическим. Недобрым. Угрожающим.
Как и следовало ожидать, как только Плутарх начал слушать запись, он преобразился: глаза его округлились, он мгновенно побледнел, его полное лицо покрыл холодный липкий пот, он открыл от ужаса рот, а когда голос нализавшегося Эбернети назвал его имя и титуловал Плутарха «пальцем от длинной руки Коин, которая скоро дотянется до горла старикашки», закрыл ладонью рот и у него задрожали колени. Последствия были ему совершенно ясны. А Кассандр в этот момент зорко следил, чтобы Хевенсби внезапно не стало плохо с сердцем. К счастью сердце у Плутарха Хевенсби было отменно здоровым.
Потрясенный Плутарх молчал минут восемь или девять, дослушивать запись он не стал, резидент никак не мог понять, как это вообще стало возможно и что ему теперь делать. Теперь он находился всецело в руках Кассандра Гексли. Но последний ещё больше его удивил:
— Это не единственный экземпляр, мистер Хевенсби! Но можете не волноваться: до ушей Сноу запись никогда не дойдет. Это я вам обещаю. Это противоречит моим интересам. И убеждениям. Но повторяю, похищать Энни Кресту не следовало. И ее необходимо освободить. Сегодня же. Однако, гарантировать, что ответная реакция Финника Одейра не будет очень жесткой, я не могу, — голос Кассандра был мирным и в чем-то удрученным. Солгать Плутарху ему не очень-то хотелось, но пришлось.
— Я не могу…. Это не в моей власти, — Плутарх Хевенсби поднял глаза и увидел глаза Кассандра. И ему стало страшно, за несколько лет работы следователем, Кассандр выработал особый «абсолютно бесстрастный взгляд убийцы-маньяка» и славился умением «развязывать языки» наиболее сильным и наиболее упрямым «пациентам» тайной капитолийской полиции — Плутарх совладал с возникшем у него в горле комком и поспешно добавил: — Пока не могу. Но я обещаю, мистер Гексли, сегодня Энни освободят. Но Финник… — голос Плутарха дрогнул, он с ужасом подумал, какой изощренной и жестокой может быть месть Победителя Голодных игр.
— Я беру это на себя. Но я ещё раз повторяю, мисс Анабелль Кресту не следовало было похищать, — по-прежнему мягко ответствовал Супрефект Кассандр.
— Так это правда. Что вы с Одейром действуете заодно, — не веря своим ушам, произнес Плутарх Хевенсби.
— Нет. Мы просто очень хорошие друзья. Запомните это, мистер Хевенсби. И пусть миссис Грейкот помнит, что «золотая клетка» — суверенная собственность мистера Финника Одейра. А Энни Креста неприкосновенна. И в следующий раз я не буду это напоминать, — к концу фразы голос Кассандра стал стальным.
-Миссис Грейкот несколько необъективно воспринимает данные обстоятельства. Впрочем, мистер Гексли, я понял. Финнику Одейру вполне по силам инициировать и перевыборы президента в Бункере, — довольно быстро отойдя от сильнейшего шока, но по-прежнему исключительно бледный, ответил Плутарх.
— Именно так. Только демократическим путем. И полковник Боггс будет на стороне мистера Одейра. Впрочем, сэр, мне пора домой. Я рад, что мы с вами люди разумные и умеем учитывать интересы друг друга. И возможности.