— Что за наваждение, — ментор некоторое время нас молча разглядывал, не скрывая изрядного удивления, будто никак не думал встретить здесь именно нас и, наконец, ткнул пальцем в Китнисс и сказал:
— Я тебя знаю, ты — браконьер, которая ходит за кордон за дичью для старины Крея. Ты вызвалась за свою младшую сестру, так?
У Китнисс на лице отразилось изумление, но она ответила ментору:
— Нет. Мое имя выпала на Жатве. — Вообще, даже сейчас её лицо невероятно прекрасно. Ну как такой девушке не подарить Победу?
— Какое дьявольское невезение. Ведь это твоя последняя Жатва?
Для запойного алкоголика у Эбернети отличная память. Кто бы мог подумать?
— Впрочем, твое имя могли и подтасовать, я слышал о таких случаях, но раньше Капитолий проделывал этот подлый трюк только с детьми Победителей Голодных игр. Детка, чем ты могла так разгневать Капитолий?
Китнисс потрясена и молчит. Откровенность и бесстрашие нашего ментора поражали: действительно: он — победитель Голодных игр, ни черта не боится Капитолия. Ментор поворачивает свою голову ко мне, смотрит, пытается вспомнить:
— А ты — сын Генри Мелларка, пекаря. Твое имя также вытянули, так?
И тут меня опережает обычно неразговорчивая Китнисс:
— Пит вызвался добровольцев из-за меня. Он признался в любви ко мне прямо со сцены, это тысячи людей слышали.
На лице Хеймитча Эбернети проносятся оттенки нескольких противоположных чувств: удивления, понимания, уважения, скепсиса и, наконец, благодарности. Он садится в кресло напротив нас и, помолчав еще немного говорит:
— То, что вы оба одни такие, я понял, но что мне ждать от вас? У меня даже голова перестала болеть, а пять минут назад, я думал, что она взорвётся, так сильно меня напичкали лекарствами. Начнем, детка, с тебя. Я знаю, что ты лет шесть или семь ходишь в лес и охотишься там на дичь, ты умеешь ставить силки, но главное, ты стреляешь из лука, так?
— Ну, умею немножко, — Китнисс ни сколько смущена, сколько не доверяет ментору, не доверчива она понятно почему (она — смертница-браконьер), она не знает, что можно ждать от Эбернети, больно он сам по себя любопытнейший тип.
— Детка, на Голодных играх скромность — не самая полезная штука. Мне важно понять, что ты умеешь и на что я могу рассчитывать я, ведь вам обоим, дорогие мои, влюбленные голубки, нужны спонсоры.
Тут я, рискуя получить от Китнисс по голове, встреваю:
— Китнисс немножко умеет отстреливать…волков.
Китнисс поворачивает лицо ко мне, прочитать в ее взгляде: «Предатель!!!» не сложно.
— А его я брала специально на охоту в лес, чтобы он помог притащить оленя, которого я подстрелила, — с некоторым злорадством в голосе говорит Китнисс: «Отомстила».
— Ты взяла его с собой в лес? Поохотиться на оленей, лосей, медведей и волков, так, детка? — в голосе Хеймитча звучит неприкрытая ядовитая издевка. Он ее провоцирует.
— Я не охотилась на волков. Я била их из арбалета. — во взгляде Китнисс ясно отражается желание разбить тарелку об голову ментора. Злится, и она прекрасна в своей ярости. Вот-вот загорится. Да, Мелларк, а её ярость надо контролировать, для её же блага, вот и задачка для младшего, никудышного сына пекаря. За дело!
— Даже так, — Хеймитч довольно улыбается. Могу сообщить, детка, что Крей достал тебе арбалет, знаете не только вы двое, мне об этом рассказал мэр, я иногда захожу к нему домой пропустить стаканчик.
Китнисс потом гадала, кто проговорился? Гейл рассказал Мадж? А та отцу? Гейл устанавливает доверительные отношения с мэром?
Эбернети повернул свою физиономию ко мне, я был уверен, что ментор доволен ходом дел:
— Так, с этой малолетней преступницей разобрались. А ты, Пит, что за птица и что ты умеешь? Кроме как печь булки.
— Ну, я драться умею. — делаю усиленно вид, что на фоне этой девушки, я — никто.
Но мой замечательный план с ходу уничтожает Китнисс:
— Умеет он. Пит чемпион нашей школы по борьбе. Однажды он победил мальчика, который на два года его старше и на голову выше. А когда оленя он нёс, ни разу даже не споткнулся и мы с ним прошли две с половиной мили за сорок минут. И волков, которые нас почти окружили, он не испугался. Но сам говорит, что он трус.
— Познавательно. Значит, ради нее ты и раньше номера выкидывал, что обзавидуешься. Но если на Играх и помрешь, то от скромности.
Я молчу, буду с Китнисс брать пример. Вообще, для ментора он слишком болтливый!
Эбернети говорит опять Китнисс:
— А ты, детка, в компании с этим скромным парнем сколько «серых» завалила. Только не говори, что не считала.
— Четырёх, потом они боялись приближаться, но выли даже после того, как мы кордон перешли. Злые волки были и голодные.
— Я вас понял, парень не из пугливых, а ты — детка, вообще нечто, один олень и четыре волка за один день. Суперпрофи. И особо подчеркну, детишки, вы уже умеете вместе в одной команде работать, спину друг другу прикрывать. Не скрою, вы — сильная пара, два на два против вас у профи шансов нет. Если вас на Голодных играх и можно убить, так только бандой человек в пять-семь. Будем иметь это в виду.
POV Китнисс
И тут Пит, который незадолго до этого повернул голову к окну, как заорёт:
— Вы посмотрите лучше сюда!
Я посмотрела туда, куда указал Пит, и моя нижняя челюсть надолго отвалилась: я и не заметила, как экспресс замедлил ход, сейчас он ехал на не очень большой скорости, прямо перед нашими окнами медленно двигалась машина миротворцев. Мертвые миротворцы валялись рядом, один просто свалился застреленный, так и сумев выскочить из нее, то, что на машины миротворцев было совершенно вооруженное нападение и всех миротворцев перестреляли, было совершенно очевидно. Сама машина было изрешечена пулями.
Наш ментор тоже вскочил со своего места и, несмотря на то, что плохо держался на ногах, подскочил к окну и сказал:
— А вот это уже серьезно. Вооруженное нападение на миротворцев. Как я понимаю, сейчас мы в дистрикте 11. Я слышал, что Панем начало штормить, но сейчас я вижу, что начинается сильнейшая буря. Недавно волнения вспыхнули у нас в двенадцатом, а тут дела куда серьезнее, это уже на партизанскую войну похоже. А где Эффи? — и Эбернети начал искать нашу распорядительницу.
Эбернети ушёл, но быстро возвратился с распорядительницей. Я давно заметила, она ненормальная какая-то, даром, что из Капитолия, у нас в дистрикте даже мэр не корчит из себя, что он любит Голодные игры. А это женщина своим отвратным энтузиазмом на Жатве к себе огромное презрение только и вызывает. Не ненависть, как миротворцы, но всеобщее презрение.
Но сегодня она сама не своя, точно, всё не по плану идёт. Вот она притихшая и бледная и ходит. Эбернети ее крепко держит, похоже, ей не много лучше, чем нашему ментору в момент, когда его на носилках сюда внесли. Кстати, чего-то он перестал шататься и на недавнего умиравшего от пьянства не похож. Протрезвел что ли или капитолийские чудо-лекарства так действуют?
— Эй, малолетний невежа, принеси стул, надо Эффи усадить, — мрачно сказал Питу ментор и Пит быстро исполнил. Я же говорю, Пит Мелларк очень быстро соображает.
Ее усадили. Ментор принес бокал и налил Эффи коньяка немного, чтобы наша распорядительница в себя пришла, она бледная как смерть и явно чем-то напугана. Хотя по увиденному нами в окне, об этом несложно догадаться. Мы вполне можем до Капитолия и не доехать. Сам ментор налил для себя кофе и мрачно сказал:
— Этот чёртов капитолийский доктор запретил мне пить, так хотя выпью кофе, сбодрюсь немного. Хотя и пить не надо, мертвые миротворцы под окнами валяются.