— Но я здесь именно для этого. — Элоиза непонимающе покачала головой. — Вам не кажется, что Ян рад моим визитам?
Рут мгновение колебалась.
— Я думаю, что ваше присутствие скорее затягивает его мучения.
Элоиза нахмурилась.
— Что вы хотите этим сказать? — спросила она.
Но Рут не нужно было ничего говорить. Элоиза уже знала ответ. Когда она впервые навестила Яна Фишхофа, врачи из Патронажной службы «Красного Креста» сказали, что он умрет еще до конца недели. Это было почти три месяца назад. Теперь же, они полагали, все изменилось именно благодаря появлению Элоизы: Фишхоф обрел то, ради чего стоило жить, и это в такой степени обязывало, что ничего подобного Элоизе раньше не приходилось испытывать. Она чувствовала себя так, словно держала в руках жизнь этого человека, но понимала, что это бессмысленно. Он все равно умрет. Однако она не могла заставить себя бросить его в беде.
— Он испытывает очень сильные боли, Элоиза, и половину времени представления не имеет, кто он и на какой планете находится, — сказала Рут, говоря о начинавшейся у Фишхофа деменции. — Мозги у него превращаются в компот, а тело… да вы сами знаете, как он выглядит! — всплеснула она руками. — Зачем вы продолжаете приходить? Ради статьи в газете? — Она практически выплюнула это слово. — Оставьте его в покое, Элоиза. Ладно? Оставьте его в покое!
Элоиза положила руки на плечи Рут, так что они оказались лицом друг к другу.
— Я понимаю ваше беспокойство, но я хочу, чтобы вы знали, что, хотя это и началось как рабочее задание для меня, все изменилось. Я здесь уже не просто как журналист. Я здесь потому, что хочу быть здесь, и потому, что мы с Яном, мы… мы привязались друг к другу. Понимаете?
Рут молча скептически смотрела на Элоизу.
— Дело уже не в работе, — добавила Элоиза.
Рут неохотно кивнула.
— Значит, вы не собираетесь писать о нем?
Элоиза на мгновение прикусила губу, подбирая слова.
— По крайней мере, не сейчас и не так, как вы это себе представляете. Обещаю.
Губы Рут дрогнули, и это означало, что она приняла сказанное. Она несколько раз примирительно похлопала Элоизу по щеке влажной ладонью. Затем убрала тарелку в холодильник и сдернула фартук.
— Ну, что ж, если вы собрались посидеть с ним, то… наверно, я пойду.
— Да, идите, конечно, — кивнула Элоиза. — Я за ним присмотрю.
Рут вышла из кухни, и Элоиза, услышав, как хлопнула входная дверь, подошла к открытой двери гостиной и выглянула в сад. Она увидела Яна Фишхофа, сидевшего в инвалидном кресле под большим зеленым зонтом. Ядовито-зеленый отсвет ложился на его лицо и делал его еще более болезненным, чем обычно. Он был лыс, на костлявом лице выдавались зубы, а запавшие глаза были без бровей и ресниц. Мужчине было не больше шестидесяти семи лет, но рак легких за короткое время сделал его похожим на старика, которому под девяносто. Он сидел в кресле-каталке, рядом стоял кислородный аппарат. Глаза его были закрыты, рот безвольно открыт, а разжатые кулаки покоились ладонями вверх на коленях.
Как будто уже умер, подумала Элоиза.
— Ян? — позвала она.
Ян Фишхоф приоткрыл глаза, и его взгляд скользнул по ней, не фокусируясь.
— А, ты не спишь, — улыбнулась она.
Он снова закрыл глаза.
Заслонившись от солнца рукой, Элоиза подошла к нему. Уже третью неделю подряд стояла невыносимая жара. На пляжах по всему восточному побережью стало пахнуть подгнившими водорослями, трава на полях была сухой, как вата, а пророки Судного дня традиционно прорицали конец света.
Яну Фишхофу эта жара тоже давалась нелегко. Вены вздулись под тонкой, как папиросная бумага, кожей, а рубашка на шее и груди намокла от пота. Чем ближе Элоиза подходила к нему, тем громче слышалось хриплое, мучительное дыхание.
— Тебе, похоже, жарко, — сказала она, присела перед ним на корточки, положила руку ему на ногу и слегка сжала ее. — Не хочешь чего-нибудь выпить?
Он открыл глаза и на этот раз выглядел более сосредоточенным. Он медленно кивнул.
— Да, спасибо, — кивнул он. — «Пилснер» был бы очень кстати.
Элоиза улыбнулась.
— Минутку.
Она встала и исчезла за дверью патио. В маленьком домике было прохладно и темно, и взгляд Элоизы скользнул по мебели в гостиной. Комната, похоже, была обставлена женщиной. На большом цветастом диване лежали вышитые подушки, а на пыльных полках стояли хрустальные вазы и фарфоровые статуэтки белых медведей и девочек с молитвенно сложенными руками. Букет вереска в волнистой вазе дизайна Алвара Аалто[1] стоял на письменном столе в глубине комнаты. Цветы поблекли, и Элоиза подумала, что, должно быть, это Алиса, покойная жена Фишхофа, когда-то давным-давно собрала этот букет. Может быть, именно поэтому у него не хватило духу его выбросить?
1
Алвар Аалто (1898–1976) — финский дизайнер и архитектор, оказал влияние на развитие модернизма в Северной Европе (