Убер помедлил. Склонил голову на плечо.
– Хмм. Хороший вопрос. Как тебя зовут, странная маленькая девочка?
Девочка засмеялась. Круглая рожица, ямочки на щеках. Симпатяга, когда не выглядит, как потерпевшая кораблекрушение.
– Мика, – сказала девочка. – А тебя?
Скинхед улыбнулся.
– Убер.
Мика задумчиво почесала короткий нос.
– Что это значит?
Убер задумался. Сначала он хотел ответить шутливо, как Юре, но передумал. Девочка по имени Мика заслуживала совершенно серьезного ответа.
– Тот, кто находится на самом верху, – сказал он наконец. – И смотрит вниз, чтобы все было в порядке.
Он буквально перевел с немецкого свое прозвище. Убер-фюрер означает «над-вождь». Можно, конечно, было бы сказать «тот, кто властвует над всеми вождями», но это было бы нескромно. Да, точно, нескромно. Когда-то Уберфюрером его прозвали злейшие враги – вкладывая в это прозвище издевку и презрение. А он сделал из этого прозвища знамя. Убер усмехнулся. Хорошие были времена.
Услышав это, Мика замерла. Глаза вдруг вспыхнули:
– Ты… я знаю, кто ты!
«Черт, что я такого сказал?»
Убер моргнул.
– Прости, мне надо идти. Пока, странная маленькая девочка.
Он махнул рукой и пошел. Дел еще непроворот.
Мика крикнула вдогонку:
– Ангел!
Женщина шикнула на девочку:
– Мика! Как не стыдно!
Убер замер. «Ангел?» Он почесал затылок, виновато усмехнулся. «Если бы». Повернулся к девочке:
– Что? Как ты меня назвала?
Мика вдруг закричала:
– Так ты придешь в гости?
Убер засмеялся. Вот женщины. Никогда не отступают.
– Хорошо.
Мика очень серьезно кивнула:
– Обещаешь?
– Да.
Женщина заворчала. Кто она ей, бабушка?
– Оставь человека в покое! Простите ее, она назойливое дитя.
Убер усмехнулся.
– Я тоже.
– Что? – Женщина недоуменно подняла брови.
– Я тоже весьма назойливое дитя. Не обращайте внимания, я шучу.
Женщина осталась стоять с открытым ртом. Убер помахал ей и девочке, повернулся, закинул баул с вещами на плечо и пошел.
Нэнни посмотрела, как он уходит, повернулась к Мике. Нахмурилась, покачала головой.
– Ты чего привязалась к этому головорезу? Он же страшный, как убийца какой-то. У меня аж мурашки по всей руке от его взгляда. Вылупит голубые глазищи и смотрит.
Мика почесала руку, затем затылок. Прикусила губу.
– Мика! – прикрикнула Нэнни.
– Он сам сказал, – произнесла Мика торжественно. Посмотрела Нэнни в глаза. – Он тот, кто смотрит сверху.
Нэнни вдруг сообразила. «О, только не это».
– О нет.
– Ангел, – сказала Мика.
Нэнни вздохнула. Зная характер Мики, можно даже не пытаться. Переубедить упрямую девчонку невозможно.
– О боже, – сказала Нэнни. – Боже, боже. Мне нужно выпить… чаю. Мика, хочешь чаю? – Она на секунду отвлеклась. – Вкусного… Когда ж это мучение закончится? За что мне это?!
Глава 3
На платформе скучал охранник. Высокий, почти одного роста с Убером. В черном полувоенном комбинезоне и кожаной байкерской куртке. Куртка крутая, оценил Убер. На пять баллов. «Мне нравится». Охранник заступил Уберу дорогу, встал, положив руки на ремень. Скинхед остановился, опустил мешок на платформу. Видимо, сегодня по-простому ничего не будет. Эх.
Охранник бесцеремонно смотрел ему в глаза. Вблизи он оказался поменьше ростом, зато крупнее телом, плотнее. Кавказский тип, горбатый нос, небритость, «я такой охуительный» в глазах.
– Стой, – сказал охранник зачем-то.
Убер спросил равнодушно:
– Я тебя знаю?
Охранник протянул руку, но Убер просто стоял, глядя на него и молча улыбаясь.
– Меня зовут Чечен, – сказал охранник гортанно.
Убер поднял брови.
– И?
Если охранник смутился, то ненадолго. Он с силой скомкал волосатыми пальцами ткань куртки на плече Убера, попытался зажать мышцу. Скинхед никак не реагировал на боль. Охранник нахмурился.
– Меня надо бояться, – сказал охранник медленно, с отчетливым акцентом. – Ты слышал про чеченцев? Мы страшные. Нас до Катастрофы все боялись.
Убер помедлил, спросил с интересом:
– Очень страшные?
Вопрос сбил охранника с толку. Он захлопал глазами.
– Э… В каком смысле?
Убер склонил голову на плечо.
– Мне надо знать. Насколько чечены страшные?
Пауза. Охранник схватился за оружие. Расстегнул кобуру с пистолетом.
– Ты че, совсем оборзел?!
Убер поднял руки. Открытыми ладонями. Показал, что безоружен.
– Тихо-тихо, – сказал он. – Подожди, друг, не заводись. Я хочу понять. Понимаешь, для самоуважения. Одно дело – бояться просто потому, что боишься. Это обидно. Совсем другое – иметь вескую причину для страха. Просто скажи – вот вы, чечены, страшные насколько: охуеть как страшные или не охуеть?