Помог мужику прикурить. Тот затянулся, закашлялся.
– Тьфу, черт, – сказал мужик. – Забористые.
– Дыши глубже, – посоветовал Убер. – Ну, как тут у вас? Только честно.
Местный вздохнул, вынул сигарету изо рта, выпустил синеватый дым. Облако поплыло над платформой. Мужик выплюнул кровь, потрогал пальцами челюсть и почти весело посмотрел на Убера:
– Честно? Полная жопа. Уходи отсюда, странник, пока можешь. Нам уже поздно.
«Интересное заявление». Убер помедлил.
– Несильно я тебя?
– Да не… нормально. Жить буду.
– А зовут тебя как, жилец?
Мужик покосился на него.
– Мамед.
– А полностью?
– Мамед Нуртумбеков.
Убер почесал затылок.
– Даг, что ли?
– Я хороший даг, – почему-то разозлился мужик. Глаза сверкнули. Опять потянулся к ножу. Убер покачал головой – не надо.
Мужик опустил руку. Хорошо. Убер кивнул.
– Ага-ага, хороший. Вас, когда отпиздишь, вы все хорошие.
– Круто ты берешь… – только и сказал Мамед.
– Обиделся? Зря. Ты вроде нормальный мужик, хоть и даг. Но если бы ты нож вытащил, я бы тебя убил. Сначала бы руки переломал, а потом убил на хуй. И на трупе попрыгал. И обоссал бы еще. Но вот видишь, как все хорошо сложилось. Красота просто. Люблю, знаешь, когда никого убивать не надо. У меня такие дни – наперечет.
– Мика, иди мыть руки, – позвала Нэнни.
Девочка подняла голову, затем опустила – волосы свесились и закрыли ей лицо. Нэнни вздохнула. Все опять начинается.
Они вернулись в палатку и позавтракали. Грибы оказались невесть что, суховатые и жесткие, но все же еда. А что будем есть вечером… Нэнни вздохнула. Придется опять ходить по станции, искать какой-нибудь работы. Руки опускаются. Вот так подумаешь об этом – и хочется лечь и никогда не вставать. «А тут еще эта малявка…»
– Ты опять не слушаешься? Да что ж такое, Мика? Мы же договорились.
Мика молчала. Она разложила свои игрушки: половинка пластиковой коровы, монетка с орлом с двумя головами, камешек с красноватым пятном – камешек звали Миша, он был потомственным сибирским медведем, и черное перо со слипшимися ворсинками. Нэнни вздохнула. «Ненавижу это перо».
– Мика! Ты не слушаешься!
Девочка подняла голову:
– Я вообще не понимаю, почему я должна слушаться.
Ну вот, упрямство пошло на второй круг. Следующим этапом будет молчание. И «э!» на все вопросы или указания.
И никакие уговоры не помогут.
– Тебе нужно повзрослеть, – сказала Нэнни с тяжелым вздохом.
– Зачем мне взрослеть?! Разве взрослые делают хоть что-то интересное? Они только устают и слушаются!
– Мика!
Мика вдруг подняла голову и побледнела. Нэнни увидела ее зрачки, расширившиеся до пределов радужки. Бесконечно глубокие.
«Опять», – подумала Нэнни. Положила ложку, вздохнула. Начала подниматься.
И тут пришел далекий протяжный крик. Словно огромное умирающее животное ворочалось где-то там, в глубине туннелей. Мика закрыла лицо руками, задрожала. Нэнни привстала…
– Мика?
Крик оборвался. Девочка открыла глаза. Нет, обошлось.
– Руки помой, – сказала Нэнни сухо. – Тебе полить?
Тут, у края, были полумрак, прохлада и тишина. Самокрутка тлела, стреляла искрами. Плохой табак, подумал Убер. С бревнами, как раньше говорили. Горький дым уплывал в темноту…
– Я бы не отказался от подробностей, – сказал Убер.
Они покурили с Мамедом, сидя у края платформы. За их спиной огнями блистал «Спятивший краб», шумели голоса, звучала даже какая-то самопальная музыка. Что-то вроде дудочки выводило простенькую танцевальную мелодию. Люди начали отплясывать, топая ногами. «Интересные пироги с котятами, – отметил Убер. – А ведь за нами из палатки никто так и не вышел».
Даже чтобы посмотреть на драку.
Нет желающих посмотреть, как бьют кого-то другого, не тебя? Нет, с этой станцией явно что-то не так. «И как сказал бы Седой, это не мое дело. – Убер сжал зубы. – Надеюсь, у пацанов там все нормально».
Мамед помедлил.
– Что здесь, на станции, такого страшного? А? – спросил Убер. – И почему мне лучше валить отсюда как можно быстрее?
Мамед молчал. Хмурый, полуседой, усталый.
– Что вы тут скрываете? Я слышал крик.
Мамед дернулся. Убер кивнул. «Так я и думал».
– Ну же, колись. – Скинхед прищурился. – Кто это кричит?
– Не знаю, – сказал Мамед.
– Так. – Убер помедлил. Что Дуралейкин там, в ВШ, что этот Мамед здесь – никто не хотел говорить об этих криках. – Хорошо. Не хочешь рассказывать, не надо. Боишься?
Мамед дернулся. Вспыхнул, опять потянулся к ножу. Убер снова посмотрел ему в глаза – рука остановилась. «Да что у них за мания, сразу за нож хвататься? Менталитет, бля».