В Антверпене несколько десятков церквей и монастырей. Главная церковь — церковь Богоматери. С ее башни открывается прекрасный вид на далекие окрестности, и тридцать три колокола звонят с ее колоколен в праздничные дни, притом самый большой только по особо торжественным праздникам.
Однако облик города определяется не только его архитектурными чудесами. Да, приезжие дивились роскошным домам нидерландской знати и патрицианских купеческих семейств, высоте церковных башен и шпилей, частично уже достроенных, частично еще строящихся и окруженных лесами, смелости строительных планов и богатству примененных материалов. Но больше всего им запоминалось живое, деятельное многолюдство города, пестрота и многоязычие толпы.
В первой половине века, то есть как раз тогда, когда Брейгель оказался в Антверпене, город был на вершине могущества, славы и преуспеяния. Для некоторых других торговых городов, гремевших в минувшие века, великие географические открытия означали катастрофу. Открытия эти изменили пути, по которым в Европу поступали товары из дальних стран. Померкла слава Венеции, закатилось могущество Генуи, ослаблены были старинные ганзейские города. Зато год от года рос торговый оборот Антверпена. Широкая и полноводная Шельда делала его удобнейшим портом для кораблей, приплывавших из вновь открытых земель. Современная английская хроника говорит, что Антверпен поглотил торговлю всех других городов. И не только городов других стран, но и старых нидерландских портов. Стихийное бедствие — обмеление реки — затруднило доступ больших судов к старинному торговому городу Брюгге. Богатый и знаменитый в XIII и XIV веках, в XVI он жил воспоминаниями о былом.
Испанские корабли, которые везли из Америки золото, корицу, перец, гвоздику, предпочитали разгружаться не в испанских портах, а в Антверпене: его не отделяли от остальной Европы горы. Сотни тяжелогруженых испанских, португальских, английских и немецких парусников подплывали по Шельде к городским стенам и выгружали на склады и рынки Антверпена драгоценные металлы и пряности, красное дерево из Бразилии, сахар и вино с острова Мадейра, ковры из Персии и Турции, шелка из Китая. Товары со всех концов света встречались на антверпенских складах. Гвоздика, мускатный орех, имбирь, черное дерево, тканые обои, парча, бархат, южные фрукты, вина, дамасские клинки, сыры, рис, слитки серебра, медная руда, изделия из бронзы, толедский бархат, рейнские вина, шерсть и сукна, оливковое масло, бумага, олово, свинец, овчины, рыба, зерно, драгоценные камни, хинин… Чего только тут не было! Один перечень может вдохновить поэта-романтика!
Бывали дни, когда у причалов Антверпена стояло по две тысячи кораблей, а по пятьсот в день входило и выходило из его порта. Ничего подобного Брейгель раньше не видывал. Высокобортные, многопалубные и многопушечные корабли, туго наполненные ветром белые паруса, резные украшения на носу и корме, разумная путаница снастей, широкие жерла пушек, узкие треугольники длинных флагов на мачтах надолго пленили его воображение, и потом они не раз возникали на его картинах и рисунках.
Купцы из Франции, Германии, Англии и особенно из Италии совершали в Антверпене неслыханные прежде по размаху и стремительности сделки, и от каждой такой сделки богател город, опередивший всех своих соперников.
Может быть, именно в эту пору в одном из других городов, оставленных им далеко позади, вспомнили и распространили по свету недобрую легенду о происхождении названия Антверпена. В незапамятные времена, рассказывали люди, на берегах Шельды жил могущественный великан. И с каждого корабля, что проходил мимо его владений, он брал половину груза, а тем владельцам кораблей, кто не желал подчиниться, он отрубал правую руку и бросал ее в Шельду. Из двух слов «hand werpen» — «бросание руки» и произошло название города, напоминающее, что его основал разбойник.
Недоброжелатели пересказывали старинную легенду и многозначительно подмигивали слушателям. Предание, что и говорить, красочное, но только по отношению к Антверпену XVI века несправедливое. Именно необычайно свободные по сравнению с другими городами правила торговли были одной из важнейших причин его расцвета. Именно они, а не только удобное местоположение, привлекали к нему иноземных купцов. Менее красочная, но более деловитая этимология «ant werf» («город на верфи») ближе к истине.
Крупнейшие торговые дома Европы — немецкие Фуггеры и Вельзеры, итальянские Бонизи и Спиноли — открыли в Антверпене свои конторы и фактории или перевели их из других городов. «Чудо-городом» называли Антверпен путешественники, а Гвиччардини восторженно восклицал: «Это прекрасно, когда можно увидеть сразу столько кораблей, изучить столько технических приспособлений, при помощи которых они управляются». Он же говорил об Антверпене, что тот «стал складом, морской гаванью, рынком и ярмаркой для всей Европы».
Большой достопримечательностью города была биржа, основанная в начале XVI века. В ее стенах толпились сотни, иногда и тысячи купцов. Здесь совершались сделки не только по образцам тканей, перца, зерна, металлов, здесь покупали и продавали долговые обязательства, здесь шла азартная игра на повышение и понижение ценных бумаг, одни купцы разорялись, другие богатели, не выходя из здания биржи, и вести об этом разносились по городу и за его пределами. Купцам нужно было знать о том, что происходит в других городах и даже в других странах: сделки зависели от военных действий, от неурожая, иногда от слухов. И в Антверпене издавался городской листок объявлений «Куранты» — первое подобие будущих европейских газет.
Город был подвержен большим потрясениям, связанным с торговлей. Однажды, когда в его гавань неожиданно вошли, завершив долгое плавание, португальские корабли, груженные метками с перцем, на бирже и в городе началась паника. Цены на перец, который лежал на складах многих купцов, катастрофически упали, разоряя и их самих и связанных с ними горожан.
Но история с перцем была лишь коротким эпизодом. Гораздо более длительные последствия имел возрастающий ввоз золота и серебра из колоний Нового Света. Драгоценные металлы и деньги, которые чеканились из них, быстро падали в цене. Революция цен, вызванная этим, потрясла не только антверпенскую биржу, но все благополучие чудо-города на Шельде. Ремесленники разорялись, толпы нищих стали заполнять его улицы и притворы его прекрасных церквей. Жестокие указы против бродяг и нищих не помогали.
Разумеется, все эти важные приметы неустойчивости, зыбкости, некоторой призрачности видимого благополучия города не сразу открылись молодому пришельцу, который был пленен Антверпеном. Пока что он видел только прекрасный город, расположенный полукругом на изгибающемся берегу Шельды, город, полный движения в жизни, лес мачт в гавани, толпу на улицах, пышные и яркие наряды иностранцев, пестро раскрашенные эмблемы цехов и гильдий, слышал многоязычный говор, любовался, изумлялся, дивился — запоминал.
Для художников этот город, как сказал один из историков нидерландской живописи, был в ту пору «средоточием устремлений в плавильным тиглем». Здесь встречались, смешивались, воздействовали друг на друга не только разные нидерландские художники, здесь перекрещивались влияния соседних стран — Германии и Франции — и стран более далеких — Испании и Италии, — с которыми Нидерланды и их искусство было связано сложными и долгими отношениями.
Вспомним имена нескольких известных художников, работавшие в Антверпене: Квентин Массейс, Ян Госсарт, Иоахим Патинир, Ламберт Ломбард, Питер Артсен, Антонис Мор, Отто Вениус.
Здесь процветала архитектура, столь поразившая вначале Дюрера, а затем Гвиччардини, здесь блистала живопись и совершенствовалась графика, здесь были представлены многие прикладные искусства. На улицах Антверпена можно было увидеть лавки, где продавали ковры с искусно вытканными сценами и пейзажами, резьбу по слоновой кости, ювелирные изделия, цветное стекло, гравюры, офорты, книги. Итальянец Никколо Пассо из Урбино основал здесь фабрику, изготовлявшую майолику по итальянским образцам. В городе выдували стекло по венецианскому способу и расписывали стекло для витражей.