Лавка, расположенная на углу улицы Курт дю Неве, что значит «короткая новая улица», и Вала святой Катерины, называлась «На четырех ветрах». Это название звучало красиво и подходило к Антверпену — мировому городу и порту, где холодные северные ветры сталкивались с жаркими дуновениями юга. Иероним Кок познакомил нидерландцев с гравюрами с картин Рафаэля и Бронзино, Джулио Романо, Андреа дель Сарто и Микеланджело. У него в лавке можно было купить воспроизведения работ не только великих итальянцев, но и гравюры с работ Ламберта Ломбарда и многих других нидерландских мастеров, особенно Босха, которого он высоко чтил. Здесь не только гравировались рисунки Босха, но и подражания им, вариации на его темы.
Иероним Кок был яркой личностью. Страстно увлеченный своим делом, он не жалел денег. Он пошел на большие расходы и выписал в Антверпен знаменитого гравера из Мантуи Джорджио Гизи. Из нидерландских художников на него работали Хеемскерк, знаменитый Флорис и другие. Вокруг мастерской сложился большой кружок граверов. Благодаря им техника гравюры развилась и распространилась в Нидерландах.
В лавке «На четырех ветрах» постоянно толпились старые и молодые художники, предлагавшие Иерониму Коку свои рисунки для будущих гравюр, покупатели, знатоки искусства. Здесь разглядывали и обсуждали свежие оттиски с работ итальянских, немецких и нидерландских художников. Здесь возникали горячие споры. Здесь скрещивали шпаги мастера разных направлений, и хорошо, что художники не носили оружия, а то иначе, пожалуй, не обошлось бы без кровопролития.
Сторонники итальянской манеры — а здесь их было большинство — поносили своих собратьев, утверждавших, что Италия Италией, а мы здесь, на севере, дышим другим воздухом и учиться должны у других учителей.
Рассказывали истории о знаменитых мастерах. Выведывали секреты соперничающих мастерских, разглядывали таблицы из трактата Дюрера о том, как изучать анатомию; спорили, следует ли наблюдать живое тело и его движения или достаточно знать идеальные пропорции.
Покупатели слушали, приглядывались, приценивались, выбирали, кое-кто покупал, а кое-кто просто смотрел и разносил далеко славу и без того знаменитой лавки. Как и в мастерской Питера Кука, здесь все дышало воздухом искусства. Те произведения, которые выходили из этой мастерской, были разнообразны стилистически и рассчитаны на широкого зрителя. Гравюры, изданные Иеронимом Коком, стоили сравнительно недорого и потому расходились широко. Ими торговали на ярмарках, их разносили по деревням бродячие торговцы. Слава лавки «На четырех ветрах» была, пожалуй, не меньше, чем у знаменитой типографии и книготорговли Плантена.
Питеру Брейгелю очень повезло, что он познакомился с Иеронимом Коком, стал работать на него, бывать в его лавке «На четырех ветрах» и дышать ее воздухом.
Ван Мандер историю его знакомства с Иеронимом Коком, к сожалению, сжимает в одну короткую фразу: «От Кука он перешел работать к Иерониму Коку, а затем поехал во Францию и оттуда в Италию».
Какой же была действительная последовательность событий? Трудно сказать. Вероятнее всего, что и оба мастера — Питер Кук и Иероним Кок — и их ученики не раз встречались. Как ни велик Антверпен, как ни много в нем художников, но надо думать, что члены гильдии святого Луки и их подмастерья хорошо знали друг друга, а уж тем более главу гильдии и его ученика. К тому же в 1549 году Иероним Кок тоже принимал участие в сооружении триумфальных арок по случаю приезда Филиппа II. Как знать? Быть может, именно здесь он пригляделся к помощнику своего собрата.
Итак, когда же Брейгель начал работать на Иеронима Кока? Даты на гравюрах по рисункам Брейгеля, изданных Коком, относятся ко времени его возвращения из итальянского путешествия. Он мог начать работать для Кока и раньше (но, скорее всего, только после смерти своего учителя; отношения учителя и ученика вряд ли допускали сотрудничество с другим мастером).
Поначалу роль Брейгеля в лавке «На четырех ветрах» была очень скромной. Даже спустя несколько лет, когда Брейгель уже приобрел некоторую известность, Кок порою издавал его без подписи или с чужой подписью. Он мог некоторое время использовать Брейгеля не как самостоятельного автора рисунков, имя которого может привлечь внимание покупателя, а как человека, который за небольшую плату копирует и компонует популярные сюжеты. Очевидно, именно в эту пору Брейгель много варьировал Босха, оказавшего влияние и на его глаз и на его руку. Прежде чем стать продолжателем Босха, а затем и оппонентом, он был какое-то время его подражателем — ступень вполне закономерная в творчестве молодого художника.
VII
После вступления в гильдию Питер Брейгель начал собираться в Италию. К тому времени итальянские путешествия стали обычным делом для нидерландских художников. Их традиция длилась уже целый век. Несколько лет прожил в Италии Ян ван Скорель. Долгое пребывание в Италии, а главное — старательное следование итальянским образцам, принесло славу Франсу Флорису, дом которого не уступал богатейшим патрицианским домам Антверпена. Не только Питер Кук — учитель Брейгеля, — но и учитель Кука — Бернард ван Орлей — совершили в свое время это обязательное для художника путешествие.
С Италией был связан и Иероним Кок, с которым Брейгель вступил теперь в прочные отношения.
Каждый художник, отправлявшийся в этот путь, преследовал свои цели. Один, как писал современник, отправлялся туда, чтобы поучиться у собратьев, другой — чтобы посмотреть произведения древних, третий — в поисках приключений: свет поглядеть и себя показать.
Что влекло в Италию Питера Брейгеля? Какая из этих трех причин? Или все они вместе? А может быть, однажды, когда Брейгель принес в мастерскую «На четырех ветрах» очередную работу, Иероним Кок, которому она понравилась, но который не сказал этого вслух, чтобы молодой художник не вообразил о себе слишком многого, спросил его: «Не хотите ли отправиться в Италию? Мне нужны изображения гор, итальянских городов, древних руин. Всякому хочется представить себе далекие края, но не всякому удается побывать в них. Гравюры по рисункам моего покойного брата Матвея, изображающие римские руины, разошлись замечательно. Мне нужны новые сюжеты…»
Разговор этот мог происходить и иначе, но предположение, что Иероним Кок побудил Брейгеля отправиться в дорогу, высказывается часто.
Путь предстоял нелегкий и долгий. В те времена, даже когда из одного конца Европы в другой ехали знатные люди, дорога занимала у них недели и месяцы. А ведь их везли в каретах, впрягая на каждой большой остановке свежих лошадей, на узких горных дорогах их несли в портшезах.
Конечно, XVI век знавал художников, путешествовавших подобно сильным мира сего. Им предшествовала громкая слава. Они везли рекомендательные письма от владетельных особ к владетельным особам. Они останавливались в дворянских замках, в домах богатых горожан. Им подносили богатые подарки, а они отдаривались своими картинами и рисунками. У них были кучера и слуги.
Брейгель не принадлежал к баловням фортуны. Ему предстояло совершить свой путь не так, как его совершает знаменитый маэстро, а, скорее, так, как испокон веку путешествуют по дорогам Европы странствующие подмастерья. Он знал, что большую часть пути придется пройти пешком, лишь кое-где рассчитывая на попутные обозы с грузом или речные баржи.
Нужно, значит, позаботиться о простом и прочном дорожном платье, о плаще, который ночью будет служить одеялом, о надежных башмаках, о вместительной заплечной суме и прежде всего обо всем, что необходимо художнику для работы.
Тащить с собой все необходимое для живописи — дубовые доски, краски, лаки — немыслимо! Да и не работали художники того времени над картинами на открытом воздухе. Ну а если в каком-нибудь городе появится возможность поработать в мастерской, так там он осядет на некоторое время и сумеет достать все, что нужно живописцу.
Принадлежности для рисования — вот что понадобится ему в дороге. Запас бумаги. Той, самой лучшей рисовальной бумаги, которую в Нидерландах варят из старых матросских рубах. Акварель и темпера. Тонкие кисти. Перья можно сделать в любой деревне, где есть гуси, а чернила настоять всюду, где растут дубы и где на их листьях есть дубовые орешки. Непременно нужно взять с собой квасцы. Их в дороге, пожалуй, не достать, а без квасцов чернила получаются слишком светлыми.