Через минуту беззаботный молодой сон сковал утомленные члены юноши. Зулусы улеглись в прежней позе. И только огромный человек с серебряной головой бодрствовал среди ночи. Лицо его было задумчиво и печально. Он достал из кармана книжку и долго записывал что-то карандашом. На другой день, еще солнце не всходило, путники двинулись дальше. Часа через два песчаная степь кончилась, и дорога пошла вперемежку то лесом, то среди буйных трав. Всякого рода дичи было такое множество, что когда зулусы предложили поохотиться, Питер Мариц тотчас же к ним присоединился. Тут он впервые оценил, каким звериным чутьем обладали его черные спутники. Словно собаки-ищейки, пробирались они меж кустов, выслеживая добычу. Вдруг один из них тихо и отрывисто свистнул и стрелою кинулся вперед. Второй зулус не отставал от него, и Питеру Марицу пришлось пустить Скакуна галопом, чтобы не остаться позади. Минуту спустя он увидел вдали рога двух антилоп, видневшиеся над высокой травой. Не будь лошади, зулусы, умевшие прятаться в траве и, подобно змеям, подкрадываться ползком, незаметно приблизились бы к животным. Но присутствие Скакуна скоро выдало их, и антилопы стремглав бросились прочь. Они мчались с такой быстротой, что Питер Мариц видел только полоски их спин да штопором завитые рога, мелькавшие над травой, как тень летящей птицы. Погоня предстояла долгая. Делая гигантские прыжки своими стройными ногами, антилопы неслись по степи во весь дух, и первое время расстояние между ними и охотниками даже несколько увеличилось. Тогда, зная нрав своего испытанного Скакуна, Питер Мариц дал ему волю и бросил поводья, держа наготове ружье.
Скакун мчался во весь опор, так что ветер свистел в ушах всадника. Но поразительная вещь! - зулусы не уступали в быстроте доброму коню. Питер Мариц не раз наблюдал легкость и быстроту бега чернокожих туземцев кафров, готтентотов, бечуан, намакуда и других, - но подобной сверхчеловеческой быстроты он не встречал дотоле никогда! Там, где трава была невысока и поверхность ровная, Скакун уходил от них вперед. Но они тотчас наверстывали упущенное, как только густая, высокая трава, кусты или какие-нибудь неровности затрудняли бег лошади. Их темные, обнаженные, словно отлитые из стали стройные тела точно летели над землей, не касаясь ее; украшавшие их головы длинные перья голубого журавля реяли над ними султанами, колеблемые ветром; крепко сжатые ассагаи молнией чертили воздух. Не раз охотникам попадались навстречу разные животные, среди них даже и антилопы, только помельче преследуемых, но никто не обращал на них внимания: охотничий азарт разгорался все сильнее и сильнее, да к тому же ясно было, что здесь происходит соревнование между Питером Марицем на Скакуне и зулусами. И все они, точно на крыльях, неудержимо неслись вперед. Но вот дорога резко ухудшилась. Колючий кустарник пошел гуще и чаще, на шее и груди Скакуна появилась кровь от царапин, огромный кактус распорол блузу на всаднике, и отставшие было зулусы вскоре выровнялись с лошадью. Далее под ногами у охотников появилась болотная трясина, покрытая удивительно красивыми цветами - лилиями, орхидеями, но никто на них и не глядел. У Скакуна из-под копыт так и взлетали комья грязи, а чернокожие легкими, широкими скачками неслись по обе стороны лошади, с изумительной ловкостью перепрыгивая с кочки на кочку. Болото кончилось, но поперек дороги вырос внезапно широкий, шагов в двадцать, ручей. Скакун поплыл, но, в то время как он преодолевал быстрое течение, зулусы уже выскочили на другой берег и быстро взбирались на холм... Лица их, всегда такие непроницаемые, словно по команде обернулись на мгновение в сторону юноши, и он увидел, что они горят торжеством. Он понял, что проигрывает состязание. За этим холмом следовала неширокая долинка, а за ней снова виднелся холм. Въехав на первый, он с вершины его увидел соперников шагах в двухстах впереди. Между тем антилопы уже изнемогали, и зулусы, подняв ассагаи, с минуты на минуту готовы были их настигнуть. Молодой бур крепко стиснул зубы и в тот же миг принял решение. Резкое движение поводьев - и умный Скакун застыл на месте, тяжело нося взмыленными боками. Питер Мариц приложился. Гулкий выстрел... второй... и антилопы, высоко вскинув ноги, грохнулись о землю. Он знал меткость своего глаза и верность отцовского ружья! Питер Мариц не спеша подъехал к добыче, возле которой стояли зулусы. Опираясь на свои ассагаи, они не обнаруживали никаких признаков утомления. Знаками выражали зулусы свое восхищение меткостью стрелка, доставив этим Питеру немалое удовольствие. Между тем подоспел и Октав, не принимавший участия в охоте. Зулусы принялись свежевать добычу остриями своих ассагаев. Они прежде всего вскрыли антилопам брюхо, извлекли внутренности и, по обычаю своему, выпили кровь, которая у африканских туземцев считается большим лакомством. Потом вырезали большие куски с середины спины, отделили окорока и, завернув все это в громадные листья, чтобы мясо не испортилось от солнца, выбросили все остальное. Достигнув ближней рощи, путники развели огонь, и зулусы принялись по-своему жарить добычу. Они клали мясо прямо на горячие уголья, несколько раз поворачивали его, затем, ободрав прожарившуюся корку, угощали ею белых и ели сами, а с оставшимся мясом поступили точно так же, покуда оно не было обглодано до костей. Питер Мариц и Октав нашли, что пища, таким образом приготовленная, очень вкусна.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Гроза. Таинственные знаки Октава
Насытившись и отдохнув в тени деревьев, путники двинулись дальше. Вскоре дорога потянулась опять через безжизненную песчаную пустыню с невысокими пологими холмами, медленно выплывавшими из-за горизонта. Солнце пылало над самой головой, как раскаленный очаг; наступило полное безветрие; и тонкая, едкая пыль, подымаемая копытами лошадей, недвижно стояла в воздухе, оседая на лицах путников, заползая в глаза, в ноздри, затрудняя дыхание. Бледное безоблачное небо простиралось от края до края, а под ним - желтый песок пустыни. Только эти два цвета безотрадно царствовали в природе... Прошел час, другой, третий... Животные в изнеможении вяло переставляли копыта, понурив головы и по временам фыркая от набившейся в ноздри пыли Нечем становилось дышать, томительная, болезненная тоска овладевала людьми, в голове мутилось, перед глазами расплывались багровые круги, в висках стучало, как молотом по наковальне. Все приумолкли... Вдруг Скакун поднял понурую голову, тотчас за ним и гнедой. В тот же миг обе лошади остановились и жадно втянули в себя воздух. Зулусы мгновенно насторожились, и старший бросил Октаву отрывистую фразу. - Он говорит, что близится гроза, - перевел Октав. Но Питеру Марицу уже не надо было объяснять. Потянув носом, он сразу почуял, как острая, влажная струя, словно напоенная ароматом дальних трав, врезалась в застоявшийся воздух. Кони сразу пошли бодрее, путники встрепенулись. Над пустыней уже явственно пронеслось свежее дыхание. Оно все крепло и крепло, и наконец над землей пронесся какой-то протяжный вой. Все разом преобразилось, как по волшебству. Небо потемнело, на горизонте появились мелкие облачка; они вырастали со сказочной быстротой и сливались в какие-то снежные горы с медной каймой по краям. Над пустыней понеслись, вертясь, песчаные вихри... Внезапно наступило грозное затишье. Лошади остановились, дрожа всем телом. Снежные горы выросли и закрыли солнце, им навстречу низко над землей неслись бесформенные, клочковатые тучи. И вот гроза грянула... Молнии изломанными зигзагами рассекали потемневшее небо, земля содрогалась от чудовищных раскатов грома, удары которого следовали один за другим, сливаясь в хаотический гул. Мрак все сгущался, и наконец хлынул такой ливень, словно между небом и землей встала сплошной водяная стена. Питер Мариц и Октав сошли с коней, как только те остановились, и крепко держали их под уздцы. Внезапно сзади них послышался какой-то топот, быстро нараставший и приближавшийся к ним. Еще минута - и мимо них промчалось, освещаемое во мраке вспышками молнии, стадо каких-то животных, уродливых свиней, как им сперва показалось. Приглядевшись, однако, поближе, они разглядели, что это зловещие гиены, в панике искавшие спасения от разбушевавшейся непогоды. Ужас их перед грозой был так очевиден, что даже лошади на этот раз не обнаружили обычного своего страха при виде хищников. Вскоре яростные потоки устремились отовсюду в долину, расположенную под холмом, на котором находились путники. Случись гроза несколько позднее, она застигла бы их в этой котловине, и гибель была бы неминуема. Между тем гром стихал, вспышки молний становились все реже и реже. Наконец тучи впереди разорвались, показывая в прогалинах изумительное лазоревое небо. Еще минута - и живительные лучи солнца брызнули из-за туч, сразу разогнав мрак и обогревая путников. Песчаная почва начала обсыхать, поглощая и всасывая влагу. Путешественники, опасавшиеся вначале, что дорога надолго сделается непроходимой, могли теперь продолжать свой путь. Они не стали мешкать, чтобы поскорее добраться до удобного ночлега. И действительно, отъехав мили две, они увидели, что пустыня кончилась, а впереди, невдалеке, темнеет роща. Освеженные грозою животные прибавили шагу, и вскоре путники уже делали привал - расседлывали лошадей, ломали хворост для костра и чистились после пыльной дороги и бешеной скачки по грязному болоту. Слева от места, выбранного ими для привала, видно было небольшое овальное озеро, и они отправились туда купаться. Когда Октав разделся, Питер Мариц увидел на его ногах повыше ступни такие же темно-багровые круги, какие поразили его давеча на руках великана. Кроме того, на теле его он подметил несколько рубцов - на плече, на бедре и повыше локтя левой руки, явные следы ранений. Перехватив его изумленный и вопросительный взгляд, Октав заметил с улыбкой: - Ты, парень, не удивляйся: раны - раны и есть. Больше ничего. - Вы сражались с чернокожими дикарями? - простодушно поинтересовался Питер Мариц. Октав расхохотался. - С дикарями, друг мой, ты догадлив; именно с дикарями... Но вот насчет цвета ты ошибся. Они белей тебя, пожалуй. Мы их так и называли - белыми. - Где это происходило? - О, далеко, - махнул он на восток, - за тысячи миль отсюда. - В Европе? - Да, дружок, в Европе, недалеко от тех мест, откуда родом твои предки, голландцы. Это было во Франции. В прекрасной Франции... Слыхал ты что-нибудь про эту страну? - О да, теперь я понимаю! Мне учитель наш рассказывал, что Франция недавно воевала с немцами4. Так это вас немцы, стало быть, изрешетили? Теперь я понимаю... - На этот раз ты, парень, ошибся. Изрешетили-то меня все-таки именно французы. - Стало быть, вы, господин Октав, немец? Тот снова расхохотался. - Опять ты ошибся. Я француз, чистейший француз. - И сражались с французами? - А сражаться - сражался с французами. Что правда, то правда. И сражался, по правде говоря, неплохо... - Но ведь вы сказали, что это были дикари, белые дикари... Я ничего не понимаю! - воскликнул Питер горестно, в сильнейшем замешательстве. - Разве белые дикари бывают? Среди французов есть дикари?.. Вы шутите надо мной, господин Октав... Из-за чего француз стал бы с французом же сражаться? Вы шутите? - Ты парень смышленый, пожалуй, я объясню тебе, из-за чего, и ты поймешь, что я с тобой не шучу, - сказал Октав, и лицо его вдруг сделалось строгим. - Если один француз занимает дворец, ест на золоте и серебре, ничего не делает, катается на дорогих лошадях и распоряжается десятками и сотнями работающих на него слуг, а другой француз живет в собачьей конуре и по десять-двенадцать часов в день проводит на работе в подземных шахтах, вот как здешние кафры - в алмазных копях, и питается со своей семьей впроголодь, а потом его вдруг, здорово живешь, отрывают от семьи и посылают на убой черт знает ради чего, на какую-нибудь дурацкую и подлую войну, - то рано или поздно между этими двумя французами и произойдет сражение. Понял? Одному надоест все работать, работать и голодать, а другому не захочется расстаться со своей великолепной праздной жизнью. Вот они и подерутся... А дикарем я называю этого ошалелого от бездельной жизни француза, который готов весь свет, все человечество истребить, только бы удержать в своей власти все эти дворцы и драгоценности. Лицо его пылало гневом, и Питер Мариц видел, что он действительно не шутит. - Вам, бурам, даже тем, кто постарше тебя, эти вещи не совсем еще ясны. У вас нет пока ни королей, ни вельмож и миллионеров, ни голодных батраков. В своих общинах вы, здоровые мужики, все много работаете и сытно живете. Оттого-то и англичане долго с вами возятся, никак не могут слопать. Но и у вас не вечно так будет... Тогда и вы станете лучше понимать, как это могут французы с французами сражаться. Питер Мариц слушал его с глубоким вниманием. Душа его волновалась тем новым и еще неясным, что открывал ему в горячих словах этот странный человек, так не похожий на людей, которых он знал. - Чем же кончилась война? - спросил он после долгого раздумья. - О-о! - воскликнул гигант выпрямляясь. - Она не кончилась... Она еще не кончилась! И не скоро кончится... не скоро... Питеру Марицу ужасно хотелось спросить о странных, невиданных следах на руках и ногах Октава, но он не посмел. Вернувшись к лошадям, они застали зулусов уже спящими у костра. Вскоре, поужинав, улегся и молодой бур, но долго не мог заснуть, перебирая в уме все услышанное от своего необыкновенного спутника, и время от времени, приоткрыв глаза, поглядывал на его мощную фигуру, склонившуюся у костра в сосредоточенной неподвижности. Глаза Октава, обращенные к костру, были строги и задумчивы.