– Я это понимаю.
– А понимаешь, что это делает его версию событий недостоверной?
– Я вовсе не собираюсь принимать его версию. Ни в чем. Не настолько уж я наивен.
Мадлен посмотрела на него и снова уставилась на пруд. Некоторое время оба молчали. Гурни ощутил холодок в воздухе – сырой, земляной холодок.
– Тебе стоило бы поговорить с Малькольмом Кларетом, – буднично сказала Мадлен.
Гурни замигал, повернулся и уставился на нее.
– Что?
– Перед тем как впутаться в это, тебе надо поговорить с ним.
– Какого черта?
К Кларету он испытывал смешанное чувство: не потому, что имел что-нибудь против него самого или сомневался в его профессиональных способностях, – но воспоминания о прошлых их встречах до сих пор были полны боли и смятения.
– Вдруг он тебе поможет… хотя бы разобраться, почему ты это делаешь.
– Разобраться, почему я это делаю? Что ты имеешь в виду?
Мадлен ответила не сразу. Да и Гурни не настаивал – сам опешив от того, как резко прозвучал его вопрос.
Они уже проходили это, и не раз – вопрос, почему он занимается тем, чем занимается, отчего вообще стал детективом, отчего его всегда влекло именно к убийствам и почему они до сих пор его завораживают. Знакомая почва. Почему же он вдруг так вскинулся?
Высоко в темнеющем небе спешила в какое-то знакомое, а верно, и безопасное место очередная пара птиц – скорее всего, в то место, которое считала домом.
– Не возьму в толк, что ты имеешь в виду под «почему я это делаю», – добавил он чуть мягче.
– Тебя столько раз могли убить.
Он чуть отодвинулся.
– Когда имеешь дело с убийцами…
– Пожалуйста, не надо, – перебила она, поднимая руку. – Хватит уже разглагольствовать об Опасной Профессии. Мы говорим не о том.
– Тогда о чем…
– Ты самый умный человек, какого я только знаю. Самый. Все эти возможности, подходы, версии – никто не разбирается в этом лучше или быстрее тебя. И все-таки…
Голос ее задрожал и умолк.
Гурни выждал долгих десять секунд, прежде чем мягко напомнить:
– И все же…
Прошло еще секунд десять, прежде чем она продолжила.
– И все же… почему-то… три раза за последние два года ты оказывался лицом к лицу с вооруженным психом… в трех разных ситуациях. И каждый раз – на волосок от смерти.
Он промолчал.
Она печально глядела куда-то за пруд.
– Неправильная какая-то картина получается.
Ему потребовалось некоторое время, чтобы ответить.
– Думаешь, я ищу смерти?
– А ты ищешь?
– Ну разумеется, нет.
Она все так же смотрела прямо перед собой.
На лугу и в лесах на склоне холма за прудом уже начинало темнеть. Золотые пятна крестовника и лавандовые стрелки гадючьего лука уже выцвели, посерели. Мадлен зябко передернулась, застегнула молнию ветровки до подбородка и сложила руки на груди, крепко прижимая к себе локти.
Они долго сидели молча. Разговор словно бы зашел в тупик, покатился под уклон, и неясно было, как выкарабкаться.
Когда посередине пруда замерцало пятнышко дрожащего серебристого света – отражение луны, как раз выбившейся в просвет между туч, – из глубины лесов за скамьей донесся звук, от которого волоски на руках у Гурни встали дыбом, – пронзительная, заунывная нота, вопль нечеловеческого отчаяния.
– Что за…
– Я такое уже слышала, – с легкой тревогой в голосе промолвила Мадлен. – С разных сторон, ночь на ночь не приходится.
Гурни выждал, прислушиваясь. Минуту спустя крик повторился – нездешний, тоскливый.
– Наверное, сова, – сказал Гурни без малейших оснований для этого вывода.
Он не стал говорить, что для него это прозвучало криком заблудившегося ребенка.
Глава 4
Абсолютное зло
Было уже за полночь, а Гурни все так и не удавалось уснуть – как будто он выпил пять-шесть чашек кофе.
Луна, ненадолго выглянувшая над прудом, исчезла за толщей облаков. Оба окна наверху были открыты, впуская в комнату сырой холодок. Темнота и липнущий к коже влажный воздух обволакивали, точно коконом, исподволь навевали сосущую клаустрофобию. В этом тесном, гнетущем пространстве невозможно было отгонять прочь неуютные мысли о временно отложенном, но вряд ли законченном разговоре с Мадлен про его тягу к смерти. Однако мысли эти были напрасны и не приводили ни к каким выводам. От разочарования Гурни решил вылезти из постели и подождать, пока глаза не начнут слипаться сами собой.
Поднявшись, он на ощупь пробрался к креслу, на котором оставил штаны и рубашку.
– Раз уж ты встал, закрой окна наверху.
Голос Мадлен с другой стороны кровати звучал на удивление бодро, совсем не сонно.
– Зачем?
– Гроза. Разве не слышишь, гром приближается?