Одну существенную новость я узнал сразу же. Миссис Виринг, склонившись над подносом с мартини, шепнула:
— Бедная Элли все еще без сознания. Я ужасно за нее беспокоюсь.
— Она вообще не приходила в себя?
— Нет, она регулярно приходит в себя… и только лекарства ее отключают. Понимаете, приходя в себя, она начинает говорить какие-то бессвязные фразы. Просто ужасно. Мы все беспомощны… не остается ничего, кроме как молиться за нее.
— Вы ее видели?
— Нет, к ней не пускают никого, кроме врача и медсестры. Я хочу потребовать провести консилиум, и, вероятнее всего, они на это согласятся. Мистер Ренден, как ближайший родственник, конечно, возражать не будет.
— Консилиум?
— Чтобы установить, что с ней происходит.
— Вы хотите сказать…
— Она может потерять рассудок.
И на этой бодрящей ноте мы отправились ужинать.
Я вспоминаю, что в тот вечер осматривал стол с особым вниманием. Пикантность ситуации заключалась в том, что убийца сидел вместе с нами и спокойно ел тушеные томаты и омаров из Ньюбурга.
Но кто это был?
Брекстон казался самым спокойным, явно надеясь на свое абсолютное алиби; если он говорил правду и вскоре это подтвердит Элли Клейпул, то он спасен… Если, конечно, они вдвоем, как Макбеты, не расправились с ее любимым братом по причинам, слишком зловещим, чтобы их обсуждать в семейном кругу.
Когда подали десерт, миссис Виринг со странной отсутствующей улыбкой встала — и вдруг упала головой на стол.
Воцарилась мертвая тишина. Ее высокий бокал с глухим стуком упал на толстый ковер. Цветы, стоявшие в центре стола, разлетелись в разные стороны.
Мисс Ланг вскрикнула; ее высокий пронзительный крик был похож на крик испуганного попугайчика.
Остальные, окаменев, продолжали сидеть, лишь Гривс вскочил и отодвинул ее стул.
— Всем оставаться на местах! — скомандовал он.
2
Такого поворота дела не ожидал ни он, ни мы. Дворецкий торопливо побежал за валерьянкой, и через несколько минут миссис Виринг пришла в себя настолько, что смогла сказать с мертвенной бледной пародией на свою обычную улыбку:
— Со мной все в порядке… сердце… постель.
Ее отнесли наверх, и медсестра ее раздела, а Гривс вызвал врача.
Наша еще более поредевшая компания в это время сидела в гостиной, пила виски и поджидала Гривса, который вместе с полицейским в штатском обследовал бокал миссис Виринг, еду, стол и допрашивал слуг.
Наибольшее впечатление случившееся произвело на мисс Ланг. Я даже опасался, что с ней самой может случиться приступ.
— Бедная Роза… Я же знала, что это может случиться… Я говорила ей… Но она не хотела слушать… Это напряжение, ужасное напряжение… От него нельзя избавиться… Все было ясно с самого начала… Выпивка…
Гривс присоединился к нам примерно через час. На лице его читалось искреннее замешательство.
— Рад сообщить, что с миссис Виринг все в порядке. У нее хроническая сердечная недостаточность. Обычный приступ…
— Ее отравили! — Мисс Ланг взглянула на него широко открытыми остекленевшими глазами. — Я знаю, что ее отравили… Так же, как бедняжку Милдред… Это яд!
Именно так думали мы все.
Гривс без колебаний подошел к столу, где стояла бутылка виски и, вопреки правилам, налил себе солидную порцию.
Потом присоединился к нашему тесному кружку.
— Ей никто не давал ни таблеток, ни яда. Она спокойно отдыхает. С ней врач. Возможно, ей придется день-два провести в постели, вот и все.
Нам нечего было сказать. Мисс Ланг ему явно не поверила, остальные просто не знали, что думать.
— До завтра никому нельзя ее тревожить, — сказал Гривс, когда мисс Ланг решительно вскочила на ноги.
— Роза — моя старая подруга, сейчас она нуждается во мне, и я должна пойти к ней.
Автор «Маленькой веселой песенки» смотрелась героиней с головы до пят.
— К сожалению, я не могу этого позволить, — твердо заявил Гривс.
Мисс Ланг тяжело опустилась на место, ее лицо пылало от гнева. Гривс задумчиво посмотрел на остальных.
— Предстоит трудная ночь, — сказал он. — Хочу сказать, мы надеемся, что мисс Клейпул придет в себя и расскажет нам свою версию того, что случилось в ночь убийства ее брата. До тех пор пока мы не получим ее показаний, остается только ждать.
Воцарилось неловкое молчание. Все понимали, что он имеет в виду. Никто ничего не сказал: никто не осмелился взглянуть на Брекстона, который машинально чертил что-то карандашом в блокноте. Я почти был готов к тому, что он произнесет что-то из ряда вон выходящее, но он игнорировал Гривса.