4
Второй день выдался не менее насыщенным и динамичным, но внимание к вылитой в камне истории Петербурга перекрывало чувство тоски и мысли о скором отъезде. Она устала от наплыва эмоций и избытка информации. Город показался лабиринтом, не имеющим выхода.
- Предлагаю сбежать на природу, иначе я скоро потеряю память и буду утверждать, что работаю экскурсоводом.
Она не возражала. Приехали в сумерках. Оставались ровно сутки до отъезда. Можно было просто отдохнуть, посидеть на природе. Но это все не то, чего она ждала. Эти сутки решали очень многое или не решали ничего.
- Регламент будет таким: сначала я в душ, потом ты, и я готовлю ужин. Посидим на улице у костра. На большее я сегодня не способен.
В душе захотелось плакать, но делать этого было нельзя, иначе потечет тушь, а предстать перед ним с «голым» лицом, она не могла. Она долго поливала себя гелем для душа, потом медленно смывала, оттягивая выход к ужину.
Неверное, овощи на гриле были очень вкусными, но ела она автоматически, глядя в пламя костра, как будто пыталась там найти ответы на свои вопросы. Посидеть на улице не дала капризная питерская погода: порывистый ветер и резкий холодный дождь свели на нет все их приготовления. Пришлось спасаться бегством в дом, оставив на произвол природы остатки ужина. Небо посерело, и она ощутила, как ей холодно и неуютно. Он достал большой теплый плед, похожий на зебру, и демонстративно улегся на диван.
- Холодными дождливыми вечерами местные сельские помещики предпочитают коротать время на диване, прячась под теплым одеялом.
Он натянул на себя плед, отчего стал похож на закутанного в банное полотенце щенка. Она стояла в замешательстве. Он кивнул головой на место возле себя. Она не могла поверить в то, что он так просто и нагло предлагает ей лечь с ним на диване. Глупо было стоять посреди комнаты и ничего не делать, но еще глупее было следовать его предложению. Да, женщины глупы, особенно когда влюблены, хотя сами еще об этом не знают. Пару шагов, и она оказалась с ним на диване, бок о бок под одним одеялом. Он обнял ее как заправского боевого товарища и замолчал.
- Ну и что делают местные сельские помещики после того, как легли на диван и укрылись одеялом? - поддела она.
- Рассказывают сказки. Ну, впрочем, так всегда бывает. Один рассказывает сказки, другой верит.
Она хотела что-то сказать, но он приложил палец к ее губам...
- Тссс... в одной большой вселенной жили две души. Когда-то они были одним целым, но утратили единство, а как - забыли. Им было очень плохо друг без друга, и они искали способ соединиться. Тогда они пошли за советом к известной ведунье, и она поведала им, что необходимо облечься в плоть, и тогда они смогут стать одним целым. Но за совет они подарят ей новую душу. Они не поняли, о чем она просит и беспечно дали согласие. Ведунья выполнила обещание: они обрели плоть, стали одним целым и ... родилась новая душа. Такая же цельная и чистая, как они, когда были одним целым. Только тогда они поняли коварство ведуньи и решили спрятать душу. Разозлившаяся ведунья сказала, что отныне в отместку за обман, они будут единым целым, только если будут втроем.
- И что из этого следует?
- Из этого следует, что никогда не слушай сказки. Они не для этого мира. Вот проза, например, куда лучше. Например, Маркес или Хемингуэй. Сказки нашего мира, которые имеют привычные для нас законы жанра.
Она смотрела на него в недоумении, а он молчал.
- Ложись, давай лучше слушать дождь. Под шум дождя лучше запоминаются образы Питера. Это город, который берет в плен и не отпускает никогда.
Он улыбнулся, насильно уложил ее рядом и еще крепче обнял.
Так они лежали, молча слушая дождь. Казалось, прошло много времени, потому что сумрак сменился темнотой и лишь фонарь придавал силуэтам очертания и отражался в глазах. Она не думала, сколько еще это продлится. Ей просто было хорошо, тепло и уютно, она расслабилась и доверительно положила лицо ему на грудь. Он посмотрел на нее странным взглядом, как будто видит впервые или пытается вспомнить. От этого взгляда ей стало не по себе, так как это был совсем другой взгляд. Не друга, не грустной собаки, не самца. Казалось, это был взгляд души, той самой души, которую она узнала, написав первый комментарий к стихотворению Бродского. Он прикоснулся губами к ее губам, не выпуская ее взгляда из внимания, и она поняла, что потеряла всякую волю, как будто она не человек, а пластилин, и из нее можно лепить все, что угодно. Еще пару минут она что-то осознавала: его запах, прикосновение волос к своей шее и руку, скользнувшую по животу, и, казалось, провалилась в какое-то небытие. Ощущение опустошающего удовольствия разлилось по телу, и последней промелькнувшей мыслью было, что, наверное, от удовольствия тоже можно умереть...