– Нет, не боюсь. Я сказал: «почти неуязвимы». Против них хорошо использовать плазмобой. Но, как я уже сказал, для ручной переноски снабженный им УОК слишком тяжел. Остается мина из особой взрывчатки.
– И когда же ты успел заложить там, возле ворот, мину?
– Я ее и не закладывал. Мину эту принес с собой д’Артаньян, да будет земля ему пухом. И это все, что вам дозволено знать. – Куприянов достал из рюкзака «бездонку» и отхлебнул из нее.
Откуда-то донеслось странное лязганье. Все мгновенно насторожились и прислушались. Кажется, шум шел с территории завода. Недолго музыка играла, кол нам промежду!
– Арамис! Проверь, что там происходит?
Стоявший ближе всех к проходной «мушкетер» метнулся сквозь свороченный Портосом турникет и, выскочив с другой стороны, завертел головой.
– Вот как! – Куприянов стремительно закрутил крышку «бездонки» и убрал в карман разгрузки. – Вперед, орлы! Подальше отсюда!
Арамис вернулся, и вся пятерка сталкеров и «каракалов», соблюдая правила поведения в Зоне, ринулась сквозь заваленную автомобильными трупаками площадь. К счастью, никаких сюрпризов это кладбище не поднесло.
– Трамвайные рельсы, – сказал Жека.
– Ну и хрен ли нам с них? – не понял Куприянов. – На трамвае-то все равно не уедешь.
– В последнюю ходку мы двигались между рельсами, – пояснил Сергей. – Не знаю, каким образом, но они прекрасно скрывали нас от монстров.
Куприянов поверил сразу:
– Ну так вперед! А то нам скоро на пятки начнут наступать!
Заскочили в пространство между рельсами, глянули – куда они ведут.
Налево дорога не выглядела многообещающей: трамвайный путь пересекал железнодорожную колею, проходящую поперек улицы, и почти сразу за ней сворачивал за угол бетонной ограды, протянувшейся по противоположной стороне Косой линии. Видимо, заводская территория располагалась по обе стороны местной транспортной магистрали…
Направо трамвайный путь тянулся гораздо дальше, скрываясь в висящей над землей туманной дымке. Конечно, в дымке тоже вполне может скрываться черт-те что, но выбирать не приходилось.
– Направо! – рявкнул Куприянов. – Там Косая линия примыкает к Большому проспекту. И совсем недалеко до нашей цели. Быстрее! Правда, улица идет мимо других заводов…
Судя по всему, он имел перед глазами карту.
– Ты бы, Димон, все-таки выключил свой гаджет, – сказал Сергей.
Последовал капитан совету или нет, было непонятно. Но спорить не стал. Только крикнул:
– Быстрее, если жизнь дорога́, мать вашу за пилотку!!!
Вдоль рельсов двинулись тем же порядком: в авангарде и арьергарде колонны – «мушкетеры»; сталкеры и капитан – под их защитой.
– Быстрее! Быстрее!!!
Колонна прибавила ходу, удаляясь от проходной. Проскочили мимо трехэтажного длинного здания с выбитыми окнами, тянущегося по правой стороне улицы.
Сзади донесся грохот.
Прибавили еще ходу. Достигли ближайшего перекрестка.
Сергей оглянулся. Заводская проходная отсюда не просматривалась. Зато было хорошо видно, как от нее на противоположную сторону Косой линии перелетают автомобильные трупаки. Как будто гигантский несмышленыш-ребенок, неведомо чем огорченный, в ярости разбрасывал по детской комнате свои игрушки…
– Свернем? – спросил Куприянов на перекрестке. Видимо, ему тоже было не по себе от этой картины «шалостей ребенка».
– Трамвайные рельсы, – сказал Жека.
– Идем не сворачивая, – перевел Жеку Сергей. – По трамвайным рельсам… Кто там бушует, сзади?
– Полагаю, големы, – неохотно ответил капитан. – Наверное, другие обитатели заводских цехов прибежали на шум, который мы устроили. А может…
Сергею показалось, что он хотел сказать: «А может, и те же» – но не решился. Трудно принять умом то, что казалось прежде невозможным. Тем более что в этом случае получается, что твой подчиненный отдал свою жизнь зазря…
– Идем не сворачивая, – повторил Сергей. – Они явно потеряли наш след. Иначе бы не бушевали там.
– Ладно, согласен!
И колонна двинулась дальше.
Мысли Сергея вернулись к погибшему «мушкетеру». Да нет, в любом случае жизнь тот отдал не зазря. Предоставил соратникам какое-то время для спасения. Иными словами, совершил подвиг.
А подвиг ли это был? Подвиг – это когда человек прекрасно осознает гибельность своего поведения, но ради других идет на самопожертвование. Потом его имя хранят в веках, ставят ему памятники и слагают в его честь стихи и песни…
Вот только большой вопрос – осознавал ли д’Артаньян (а ночью – и бедняга Атос), что дело закончится его гибелью? Работал ли у них инстинкт самосохранения, который требуется преодолеть, вообще? Кто знает?