Вы себе представляете? На четыре стороны бушующее море, мы вдвоем в утлом (противное, малоупотребительное слово) челне, а он еще разбирает, куда плыть! Хоть он и лидер партии, но меня зло взяло.
- Я, - говорю, - человек в политике в общем-то случайный. Но я не могу понять, почему дыбороссы и выдемборцы не хотят бухать и оттягиваться вместе. Ведь чем больше компания, тем дешевле обходится выпивка. Я говорю это вам; скажу обязательно и лидеру дыбороссов, как только мы приплывем в Стрельну.
И я пристально посмотрел на Пармена, а он пристально посмотрел на меня и с изумленной ненавистью выдохнул:
- Предатель?!
Новый удар грома потряс надводное пространство; Пармен налился кровью, выскочил из лодки и помчался куда глаза глядят, путаясь в волнах.
- Стойте! - закричал я в отчаянии, тоже выпрыгнул из лодки и припустил за ним.
Тут рванул дождь, как из ведра, и полил, и бежать стало еще труднее; я с трудом различал Пармена впереди. Дно то заглублялось, так что временами мы даже плыли, то опять подбрасывало нас к небу. Я стал задыхаться и изнемогать, дождь тек по ушам и по спине, а ведь я был, в отличие от Пармена, еще и одетый, хотя ботинки оставил в лодке.
- Сто-о-о-ойте! - кричал я, захлебываясь, и какое-то странное эхо, как будто я сидел в зале, отдавалось близко-близко.
Неожиданно я понял, что мы уже забежали на сушу; кругом росли сосны, а воды под ногами немного убавилось. Я промчался по песку, потом через ложбинку сквозь сиреневый иван-чай, пулей вылетел на пригорок - и остолбенел.
Под сосной сидели Пармен и Александра Александровна и целовались.
На сосне, на первой толстой ветке, сидели под зонтиком Катя и Варя и кусали от одного бублика.
В развилке сосны разместились кривоногий Герман и Мишка и пили из одной бутылки.
Иван-чай за мною потряхивал вершинами.
- А вот и наш единый кандидат, - хором сказали Пармен и Александра Александровна.
- Да он же еще не знает, - переглянулись Варька и Катя
- Ты выбран, - торжественно оповестили меня сверху Герман и Мишка. Выбран единым кандидатом.
- От дыбороссов, - сказала Варька.
- От выдемборцев, - сказала Катя.
И все посмотрели на вечернее небо, которое отражалось у меня в глазах.
- Но за что? - вскричал я в потрясении и запрыгал босиком по песку с шишечками. - Я же недавно в партиях! И я не интересуюсь политикой! И к тому же... нет, нет, я не могу, я не оправдаю!
И я застыл в полном изумлении.
- Ты расскажешь это избирателям, - засмеялся Герман и стал, прихрамывая, слезать с верхушки ели.
- То есть, ты, конечно, гад, - отметил Пармен. - Но харизму не пропьешь. А теперь пошли скорее в клуб "Кронштадт", избиратели заждались!
Пока мы бежали, Катя рассказала мне, что дыбороссам пришлось выбираться из сарайчика по трубе, для Александры Александровны разломали крышу, а сук так никто сдвинуть с места и не смог.
- В такие могучие руки и страну отдать не жалко! - восхищался Мишка завистливо.
- Да не хочу я такую тяжесть, - отнекивался я.
- Избирателям объяснишь! - хором налетели Пармен и Александра Александровна.
Клуб "Кронштадт" оказался таким же, как в Стрельне, только с колоннами и желтенький, да и народу в него могло войти раз в сто больше. Весь этот народ, однако, входить до меня не хотел, а приветствовал меня, неустойчиво волнуясь на крыльце, и прыгая, и бия себя в грудь.
- Пустите, мы привели единого кандидата! - рокотала Александра Александровна.
- А у него с собой есть? - волновались избиратели.
- Целая бочка! - потрясал Пармен.
Избиратели расступились, по-прежнему волнуясь; Варька и Катя взяли меня под руки, и мы, подняв носы к небу, проплыли среди толпы втроем. За нами протиснулась Александра Александровна, а уж за ней Герман, Пармен и Мишка. Они несли бочку, и их охраняло кольцо ментов, чтобы избиратели раньше времени нас не растерзали.
Сцена все близилась; наконец Варька и Катя разошлись в стороны, а я взошел к микрофону. Толпа волновалась и лезла в двери. - "Однако как много народу живет в Питере!" - подумал я.
- Лучший кобель города! - вскричали избиратели.
- Егор, достань мороженого!
- Егор, Егор, кто чемпионом мира будет?
- Егор, покажи, как ты бутылку водки на четыре секунды быстрее, чем она сама!..
Я сделал руками умиротворяющие пассы.
- Все по порядку. Чемпионом мира будут немцы. Водку уже наливают и сейчас принесут. Мороженое в другой раз. А сейчас я хотел бы все же...
Избиратели насторожились. Я смущенно хмыкнул и облизнул губы.
- Понимаете, я не могу быть кандидатом.
- Но почему? - крикнул мой знакомый лысик откуда-то от дверей.
- Видите ли, мне нет двадцати одного года. Пока.
- А когда у тебя день рождения? - поинтересовались из толпы.
- В сентябре, - ответил я.
- А в чем же дело тогда? - простодушно удивились люди.
Тут до меня наконец дошел весь идиотизм ситуации. Наступила милая тишина; народ хмурил брови и ждал от меня ответа.
- Ах ты черт, тебе что, и восемнадцати нет?! - шепотом догадался Герман где-то сбоку. - Ай, блин, молчи, не признавайся, съедят!
Я поднатужился и посмотрел людям в глаза. - "Ты не рожден для политики", - сказала, перебирая четки, королева Изабелла, усмехнулась, вспыхнула красно-черным пламенем и ушла насовсем.
- Да нет, - сказал я, прокашлявшись. - Вы не так поняли. Понимаете, мне семнадцать лет. Вот какое дело. Я приехал поступать в вуз, и если не поступлю, то меня заметут в армию...
Катя и Варька переглянулись и посмотрели на меня как на сумасшедшего; Герман в ужасе схватился за голову. Я же ждал с бестрепетной душой деянью правому последствий. Последствия не замедлили: ропот пошел по нарастающей, по толпе прошел дружный вздох негодования, а потом из задних рядов послышался одинокий подозрительный голос:
- А где наша водка?
- Чем же это она ваша, - не выдержал Мишка. - Она теперь наша, а не ваша! Если Егор не кандидат, то и поить вас не за что! Эта водка нам для другого раза пригодится.
- Э, э! - завопили уже несколько голосов. - Водка наша, вы обещали!
- Так мы что обещали! - закричал Герман, бледнея и пытаясь повалить бочку набок, чтобы укатить ее. - Егор, помогай! - Мы обещали... если вы за Егора!..
- Жадина-говядина, пустая шоколадина! - взревели уже все хором.
Кое-кто уже карабкался к нам; Пармен скакал по краю сцены и отчаянно отпихивал народ каблуком, что-то беспорядочно выкрикивая; Александра Александровна пыталась пробиться ко мне, Катя и Варька, как княжны Таракановы, залезли на спинку задней скамьи и прижались к стене - лица у обеих были бледные и перепуганные.
- Эй, Герман, - попытался я позвать на помощь, но кривоногий герцог уже залез на занавеску, откуда разъяренная толпа пыталась его сдернуть.
Меня обступили какие-то абсолютно дикие мужики; никогда не думал, что в Питере, культурной столице, люди позволяют себе выходить на улицу с такими мордасами; потрясла меня, признаться, и переменчивость нашего народа, и та легкость, с которой они сменили уважение к мне на полное непонимание и агрессию.
- Водку отдай, щенок! - шумели они, злобно выпихивая из-под меня бочку.
- Слезай с бочки, кому говорят!
- Вместо рук спички вставим!
- Знаете что, - еще раз попытался я, - это не моя компетенция, вон на люстре сидит Мишка, обращайтесь к нему...
Ляснуло, треснуло, выбило искрами, потолок кувырнулся.
- Задушу! - закричал я из последних сил.
Кругом мелькали потрепанные брюки, наши беспорядочно бежали, народные массы ломились к спиртному.
- Эй, потеснитесь! - я раздвинул лес чужих ног, привстал, как против ветра, и пошел к бочке.
Там, у бочки, мужик с победным кряхтением ковырял крышку гвоздодером, одновременно другой рукой хватая за лицо всех, кто приближался к нему слишком близко. Давка там была такая, что мне пришлось подпрыгнуть, - я схватил гвоздодер за другой конец, и мужик от неожиданности его выпустил.