— А как бы ты предпочла, чтобы он обращался? — поддразнил Малфой Мэд-4-У{?}[Автор делает вид, что тут у нас Андроид Драко, а Мэд-4-У это модель].
— Вот в этом-то и кроется проблема! О, только один раз, только один раз, я хочу, чтобы он назвал меня Гермионой. Просто скажи «Гермиона». Но знаешь, что случится, если он так сделает? Если бы настоящий Драко Малфой назвал меня Гермионой? Я…
— Гермиона, НЕ ЗАВЕРШАЙ СВОЮ МЫСЛЬ!
— …Я почти уверена, что кончу на месте.
— О, Боже… Малфой, пожалуйста, пожалуйста, не используй это против нее. Пожалуйста, просто забудь, что она вообще это сказала.
«Мнимый» Малфой задыхался от смеха.
— Это довольно забавно, если подумать. Мерлин, как же наверное хорошо, наконец поделиться таким секретом!
— А что будет после того, как он назовет тебя «Гермиона»? Куда после этого будет держать путь эта твоя маленькая фантазия? — спросил «заводской» Малфой.
— О, он попросит меня задержаться после его презентации, чтобы мы могли обсудить тонкости моего вопроса. Я, видите ли, задаю только самые умные вопросы. И мы будем говорить и говорить, и так увлечемся нашей дискуссией, что нас придется выгнать из конференц-зала, потому что должно начаться другое заседание. Тогда он предложит перенести разговор в мой кабинет, и мы…
— Будем трахаться?
— Ой! Какого черта Уизли?
— Не груби, извращенец!
— Эй, это Грейнджер начала!
— Мы бы обсудили его презентацию, и, конечно, просто не хватило бы времени, чтобы пройти все пункты, которые мы оба пытаемся донести, потому что, естественно, мы бы, не пришли к компромиссу из-за какой-нибудь глупости и начали бы спорить. Но потом он предложил бы продолжить нашу дискуссию за ужином, и то, что последовало бы за этим, было бы настоящим свиданием и…
— Зачем такие сложности? Почему бы просто не пригласить его на свидание? — спросил «Фальшивый» Хорёк.
— Ничего не выйдет, Малфой. Разве ты еще не заметил разницу? Разницу между тобой и настоящим Драко Малфоем?
— Не могу сказать, что заметил. Просветите класс, — подначивал ее Симулякра{?}[simulacrum — подобие, копия) — ключевой термин постмодернистской философии, который означает изображение, копию того, чего на самом деле не существует. ] Слизерина.
Гермиона грустно вздохнула.
— Ты ведешь себя так мило со мной, не так ли? Поддерживаешь меня, помогаешь благополучно добраться до дома, разговариваешь дольше двух минут, еще ни разу не оскорбил меня, нет, ты дразнишь меня, конечно, но в этом нет обычной жестокости…
— Ты считаешь его жестоким? Своего настоящего Драко?
Гермиона пожала плечами. — Возможно, уже нет, но он точно не стал бы прикасаться ко мне таким образом, не тогда, когда я, ну, я.
— Грейнджер, послушай, он не верит во всю эту чертову чушь о чистоте. Уже нет.
— О, не верит?
— Отвали, Уизли. Нет, не верю, ясно?
— Ты сказал ей об этом?
— Я извинился перед ней после суда много лет назад, но это не твое дело.
— …Нет, я знаю это, и я знаю, что он придерживался этих убеждений, но они были внушены его родителями. Действительно очень прискорбно иметь такое детство. К тому же он извинился передо мной, вообще-то я думаю, что это был самый длинный разговор наедине, который у нас когда-либо был, правда мимолетный и неловкий, но все же. Хотя это было много лет назад. Я, конечно, простила его, я считала его довольно искренним, и он был вежлив со мной в Министерстве, когда мы пересекались, но можно сказать, что я не уверена, что он был бы настолько любезен. Я думаю, что я для него скорее пустое место, не так ли?
— Немного резковато, Грейнджер, я не думаю о тебе как о «пустом месте», — сказал Малфой.
— Теперь я знаю, что ты просто некая механическая конструкция с его лицом, но позволь мне объяснить тебе следующее. Я не потрясающе привлекательная женщина…
— Гермиона, это неправда! Не надо так себя опускать! — сказала «живая» Джинни.
— Это не так, Джин, особенно для того, кто выглядит как Драко Малфой. У меня слишком пышные волосы, которые он всегда ненавидел, он говорил мне об этом в школе. По крайней мере, мне исправили зубы, потому что это была другая моя черта, над которой он насмехался. Нет, я скорее думаю, что в худшем случае Драко Малфой считает меня отвратительной, а в лучшем — вообще не думает обо мне.
Гермиона грустно прислонилась к «двойнику» Драко.
— Он никогда бы не позволил мне так близко подойти к нему. И это прекрасно, я знаю свою цену, но приятно помечтать, понимаешь? Ты не человек, я не уверена, что ты сможешь понять отчаянную тоску по человеку, которого ты не можешь иметь, который может бы быть с тобой тобой. Я переживу это, я уверена…
— Теперь ты счастлив, Малфой?
— Нет. Совершенно нет.
Гермиона сменила тему и стала лепетать о своих надеждах на расследование того, кто подмешал ей зелье в медовуху в «Дырявом котле», в то время как две ее опоры по бокам замолчали.
— Я думаю, мы достигли границы. Я могу сопровождать ее отсюда.
— Можно мне побыть с ней наедине? Я быстро, только дай мне ей кое-что сказать.
— Я думала, ты сказал, что она в итоге ничего не вспомнит?
— В этом-то и дело. Несколько минут и все.
— Ладно, давай только побыстрее.
— …И я знаю, что новое подразделение Авроров только что было создано для подобных инцидентов и… — Гермиона почувствовала, что ее сдвинули с места, а затем обе ее руки оказались на широких плечах Драко. Он легко поддерживал ее.
— Послушай, Грейнджер. У меня не так много времени, но я должен тебе кое-что сказать.
— О, пожалуйста, продолжай говорить, мне действительно нравится твой голос, а твои глаза имеют ярко выраженный серебристый оттенок, на который очень приятно смотреть, когда ты говоришь…
— Мне нужно, чтобы ты знала, что я сожалею. Мне действительно жаль. Ты даже не представляешь, какой я трус. Мерлин, я настолько жалок, что даже не могу признаться тебе в этих вещах без гарантии, что завтра ты все забудешь. Я понятия не имел, что ты так ко мне относишься. Ты хочешь знать истинную причину, по которой я никогда не смотрю на тебя повторно? Почему я избегаю тебя любой ценой? Почему наше общение на работе сводится к вежливым кивком в коридоре и безразличным разговорам? Потому что я никогда, никогда не смогу заслужить тебя. Конечно, я не рассматривал тебя в романтическом плане, как я смел? Я никогда не допускал такой мысли, потому что невозможно, чтобы кто-то вроде тебя, кто-то такой по своей природе хороший, когда-либо посмотрел на меня и увидел во мне кого-то, достойного ее внимания. Если бы я знал… Грейнджер, если бы я знал, что ты чувствуешь, возможно… возможно, все могло бы быть по-другому. Черт, я не знаю. Просто… не думай о себе плохо из-за такого засранца, как я.
— Ты не засранец… больше нет. У меня есть проблемы с самооценкой, я могу это признать, особенно когда дело касается моей внешности, но я работаю над этим, знаешь, иногда это получатся, иногда не очень, и…
— Ты прекрасна. Правда. Не позволяй никому говорить тебе обратное.
— О, это очень приятные слова. Знаешь, у тебя великолепные губы, и я часто смотрю на них, когда ты говоришь. Я и не догадывалась, насколько у тебя красивые губы, потому что большую часть моей жизни они извергали на меня ругательства…