По пути вдоль побережья Нью-Джерси я подробно рассказал Арти и Хло, какие события произошли со мной со вчерашнего вечера (то, что все это случилось за каких-нибудь шестнадцать часов – включая сюда и время, которое я провел на полу в спальне Арти, уже само по себе было удивительно), а потом предпринял основательную, но безуспешную попытку объяснить мисс Алтее Агриколе, что представлял из себя ее папочка и почему я приперся на ферму, ища встречи с ним. Девица не пожелала поверить ни одному моему слову, и, что бы я ни говорил, мне не удавалось поколебать ее твердой убежденности, основанной на неведении.
То, что она не подозревает об истинной сущности своего отца, поначалу казалось мне невероятным, но по мере того, как девица опровергала мои утверждения, на свет выплывали сведения о ее жизни, благодаря которым я смог хоть что-то уразуметь. Во-первых, мать девушки умерла, когда мисс Алтея была еще совсем ребенком, и Фермер Агрикола растил дочь один. Во-вторых, девочка почти все время жила в интернатах, а на родной стейтен-айлендской ферме бывала только наездами. На лето она уезжала с какими-нибудь родственниками в дальние страны. Алтея и сейчас-то была в доме лишь потому, что недавно вернулась от дядьки с теткой из Южной Калифорнии, а до начала осеннего семестра в колледже для девочек в Коннектикуте, куда она поступила в этом году, оставалось еще целых две недели.
Так почему Алтея не должна была верить, что ее отец фермер, если он сам ей так сказал? Может, он заявил ей, что все деньги вложены в ценные бумаги и недвижимость, которые приносят большой доход. Что в этом такого? Кларенса он мог представить ей не как телохранителя, а как управляющего фермой. Тот был похож на управляющего ничуть не меньше, чем любой актер, играющий эту роль в кино. А людей, время от времени приезжавших пошушукаться с ним, вроде той парочки в черной машине, Агрикола вполне мог выдать за старых приятелей или деловых партнеров. И почему девушка должна была не верить ему?
Нас с ней, конечно, нельзя сравнивать, но я тоже толком не знал, чем мой дядя Эл зарабатывает на хлеб насущный, и сумел это выяснить, только когда мне исполнилось двадцать два года, да и то лишь потому, что он нашел мне работу в баре в Канарси, который мне, по справедливости, сейчас как раз полагалось бы открывать, вместо того чтобы катить на машине по мосту Джорджа Вашингтона с пистолетом в руке, заложницей под боком и (вполне возможно) головой, оцененной в определенную сумму, на плечах.
Когда мы приближались к нью-йоркскому берегу пролива, Хло едва ли не впервые раскрыла рот и спросила:
– Куда поедем?
Куда? Я и сам толком не знал куда.
– Мистер Гросс, – ответил я. – Наверное, мне надо разыскать мистера Гросса.
– Да, но в какую сторону мне свернуть?
– Понятия не имею, – сказал я. – Почем мне знать, где он, этот мистер Гросс.
– Давайте поразмыслим, – предложила Хло. – Конец моста уже совсем рядом. Как мне ехать – по Генри Гудзон-Парквей или маленькими улочками?
Видите указатели?
Указатели я видел, но все равно не знал, что ей ответить Арти взял решение этого вопроса на себя и сказал:
– Нам все равно надо в центр. Сворачивай на Парквей.
– Прекрасно, – откликнулась Хло, заняла другой ряд, повергнув в ужас водителя оранжевого «фольксвагена», и мы съехали с моста.
Арти повернулся ко мне и повел такую речь:
– Что касается мистера Гросса, я тебе ничем помочь не могу. Судя по тому, что ты говоришь, и не только ты, а и те два парня тоже, Гросс – более важная шишка, чем Агрикола, а между тем Агрикола был самым высокопоставленным бандюгой, о котором я когда-либо слышал.
– И не надоело вам? – подала голос мисс Алтея. – Все равно ведь ничего не добьетесь. Я вам не верю и никогда не поверю, так что, может, хватит, а?
– Умолкни, – велел я. – Мне надо подумать.
– Как насчет твоего дяди Эла? – предложил Арти.
– Насчет дяди Эла? – переспросил я. – Я уже обращался к нему за помощью, а он меня предал.
– Тогда у тебя не было пистолета, – возразил Арти.
– Хм-м-м-м-м... – ответил я.
– Все вы психи, – сказала мисс Алтея. – Безумцы.
– Ладно, – решился я, – поехали к дяде Элу.
Совсем рядом с домом дяди Эла стоял пожарный гидрант. Хло осторожно припарковала возле него «паккард», и Арти сказал:
– Не волнуйся, мы посторожим твою заложницу.
– Очень признателен, Арти, – ответил я. – Честное слово.
– Не дури, малыш. С тех пор как я перестал толкать пилюли, мне приходилось жить в Скука-Сити.
– Если легавый нас прогонит, я объеду вокруг квартала, – сказала Хло.
– Все вы безумцы, – заявила мисс Алтея. Она попыталась выскочить из машины у светофора на углу 72-й улицы и Вест-Энд-авеню, и мне пришлось влепить ей оплеуху, чтобы угомонилась. С тех пор девица являла собой образчик оскорбленного царственного достоинства, будто французский дворянин по дороге на гильотину. Будь я мадам Дефарж, вполне мог бы побледнеть под ее взглядом.
Но к делу.
– Я быстро, – пообещал я, выбрался из машины и пошел назад, к дому дяди Эла. Я не хотел, чтобы он знал о моем приходе, поэтому нажал кнопку не с его именем, а другую, с надписью «7-А». Когда мужской голос в динамике поинтересовался, кто пришел, я ответил:
– Джонни.
– Какой Джонни?
– Джонни Браун.
– Вы ошиблись квартирой, – сообщил голос.
– Извините, – сказал я и нажал звонок квартиры 7-В. Там вообще никто не ответил, и я попытал счастье в квартире 6-А. На этот раз отозвался женский голос – такой вполне мог принадлежать одной из тех дамочек, которые хлещут ром и голышом катаются по медвежьей шкуре, чтобы согреться в ожидании вашего прихода.
– Кто там? – спросила дамочка, умудрившись окрасить призывными нотками даже два эти бледных прозаичных слова.
– Джонни, – ответил я.
– Заходи, – пригласила дамочка, и я услышал зуммер.
Так всегда бывает, правда? Отличная возможность поладить с секс-бомбой выдается только тогда, когда у вас по горло других дел. Думаю, в этом и состоит разница между жизнью и литературой. В книжках томный голос говорит «заходи», и парень тотчас заходит. В жизни же у парня осталось всего семь минут, чтобы добраться до работы, и начальник уже предупреждал беднягу, что в случае нового опоздания тотчас уволит его, а парню нельзя терять место, поскольку он еще не выплатил деньги за подписку на «Плейбой». В книжках, к вашему сведению, томный голос – добрый знак, потому что герою ровным счетом нечем заняться, и не будь этого нежданного-негаданного томного голоса, он протянул бы еще два, от силы три дня, а потом рухнул бы замертво от скуки.