— Я должен буду убить свое командование. Всех, кто что-либо знает о философском камне, — сказал Кимбли серьезным тоном, стоя в дверях и не поворачиваясь к Симоне лицом. — Придешь посмотреть?
Но все равно обернулся и обезоруживающе улыбнулся ей. Настоящей улыбкой, не натянутой и хитрой. Симона нервно сглотнула и убедилась в том, что Кимбли беспокоился о своей дальнейшей судьбе. Какими бы могущественными не были гомункулы, фюрер не сможет оставить без внимания подобное убийство. Вместо трибунала и расстрела, Багрового посадят в тюрьму, возможно, надолго. Но плата за это будет философский камень, который останется при нем. Свободу променять на силу. Равноценный ли это обмен? Симона задумалась, но тут же взяла себя в руки.
— Извини, как-нибудь в другой раз. У меня главная роль в опере «Создание философского камня».
— Обожаю театр.
Симона улыбнулась в ответ, чувствуя, как в горле все еще горит от дешевого кальвадоса. Кимбли не торопился уходить, будто ждал чего-то еще или сам хотел сказать, но впервые чувствовал неуверенность. Симона решилась нарушить молчание.
— Мы оба неполноценные, Зольф. Оба хромые на одну ногу. Но это не значит, что будучи вместе, мы сможем твердо стоять, держась друг за друга.
Поджав губы, Кимбли несколько секунд не сводил с нее пристального взгляда, пытаясь запомнить ее именно такой, истинной, как сейчас в это мгновение.
— Я знаю. — Он поклонился и вышел в коридор, оставив ее одну.
========== Глава 8. ==========
— Отлично, — сказала Симона, откладывая инструменты в сторону.
— Это поразительно, — заметил второй хирург, разглядывая идеальные швы на теле пациента.
— Это первая ваша резекция у нас, Лесаж, будут и еще. К тому же это всего лишь аппендикс, — улыбнулась Симона, но через ее маску тот все равно не увидел, хотя и заметил появившиеся морщинки в уголках глаз.
— Я удивился не тому, как вы провели операцию, я и сам справился бы с вырезанием аппендикса. Меня поражает то, как вы поняли, что рак находится именно там. Диагностика кишечника не выявила новообразований, но вы все равно рискнули делать операцию, решив, что раком поражен аппендикс.
— Диагностика — нет, но симптомы говорили, что это кишечник. Просто опыт, — ответила Симона, отходя от стола. — Так, Грин, — обратилась Рейли к стажеру. — Проследи за мистером Бёрком. Проверяй его состояние, если будут отклонения от нормы, вызывай меня, я приеду.
— Хорошо. — Стажер кивнул и повернулся к пациенту.
Симона стала двигаться к выходу, и Лесаж пошел за ней. Оба, выйдя из операционной, сняли с себя хирургические халаты, перчатки и маски.
— И как вам у нас в Первой? — спросила Симона, идя по коридору в комнату отдыха. По пути с ней здоровались другие доктора, а она лишь отстраненно кивала им головой, натягивая вежливую улыбку. — Лучше, чем у вас в Западном городе?
Лесаж ухмыльнулся, проведя пальцами по своим волнистым каштановым волосам, которые чуть тронула седина на висках. Симона подошла к двери, но он обогнал ее и открыл. Она бросила на него удивленный и смущенный взгляд, но все же улыбнулась в ответ и прошла в комнату.
— У вас оригинальный подход, уникальные методики лечения, — сказал он, присаживаясь на диван. — И как вы всего за несколько лет добились такого прорыва в медицине?
— Чтобы продвинуться в чем-то, надо всегда выйти за рамки дозволенного, — сказала Симона спокойным голосом, наливая стакан воды.
— Ну хорошо, операции по удалению раковых образований я еще могу понять, но как вы вышли на формулу для облучения и химиотерапии?
Симона вздохнула и внимательно посмотрела на него. Зрелый мужчина ближе к сорока годам, доктор, а задает такие глупые вопросы. Любой человек их профессии понимает, что единственный способ выяснить, как работает лекарство — это проверить его на людях. Так к чему он задает очевидные вопросы?
— Ладно, — сказал Лесаж, поднимая ладони вверх. — Вижу, вы не хотите раскрывать свои секреты. И хоть вы и не добились полного выздоровления от рака, а просто нашли способ продлить жизнь в среднем на несколько лет, но наши онкологи в Западном городе и близко не стоят к решению так, как вы. Хотя вы вообще хирург, а не онколог.
Рейли улыбнулась и кивнула. Похвала ее заслуг льстила, но мысли о том пути, который она проделала ради достижения цели, не давали ей покоя. Радовало только то, что теперь она видит слезы счастья на глазах своих пациентов, когда говорит, что те будут жить намного дольше, чем себе представляли. И в такие минуты, когда они их близкие целуют ее руки, рассыпаются в благодарностях и не могут унять слез и улыбок, тогда она ненадолго забывает застывшие лица умерших от ее экспериментов людей.
— Надо будет послать к вам на повышение квалификации всех моих хирургов, а заодно и онкологов. — Лесаж нарушил молчание, не выдержав неловкую паузу.
Симона снова хмыкнула и улыбнулась, не зная, что добавить. Пусть подает заявку, а главврач будет уже ее рассматривать. Рейли здесь даже не зав.хирургии, так какой смысл обсуждать с ней вопросы, не состоящие в ее компетенции?
— Вы не очень разговорчивая.
— Сегодня была моя смена в реанимации, а там вы знаете…
— Да, там сумасшедший ритм работы. И даже после такого вы несколько часов простояли за операционным столом. Поразительная выдержка, — говорил Лесаж, кивая головой. — Я другого и не ждал от человека, прошедшего Ишвар.
Симона все пыталась не смотреть на Лесажа, но после этого слова, ее взгляд тут же упал на него. Он не выглядел так, словно что-то знал. Скорее, он один из тех многочисленных людей, которые любят упоминать эту бойню, когда узнают, что Рейли там была. Очередной любитель почесать языком.
— Я не «прошла Ишвар», а была простым хирургом, — ответила она, сложив руки на груди.
— Это тонкости. Меня, как и многих других, там даже близко не было. Война войной, но и гражданским людям нужна медицинская помощь.
Симона снова кивнула и взглянула на часы. Через минуту заканчивается ее смена, и она следила за секундной стрелкой, чтобы сорваться и бежать подальше от надоедливого гостя из Западного города.
— Не хотите сходить сегодня после смены куда-нибудь? — спросил он, когда стрелка не прошла каких-то десять секунд. Симона вскинула брови и поджала губы в улыбке. — Я уже третий день в Централе, но совсем нигде не был. Может, покажите город?
— Думаете, я знаю этот город лучше? Из больницы я иду в лабораторию, а оттуда домой, а иногда обратно в больницу, потому что просто нет времени. Знаете, сколько я выбросила цветочных горшков из своей квартиры?
— Сделайте сегодня исключение. — Чуть пухлые губы Лесажа расползлись в красивой улыбке, а вокруг черных глаз образовались морщинки, которые ему даже шли.
— Лесаж, послушайте…
— Когда мы наедине, можете звать меня Анри.
— Я предлагаю сохранить дистанцию, Лесаж, — сказала Симона, двигаясь к вешалке со своим бежевым тренчкотом.
Лесаж поднялся на ноги и опередил ее, схватив плащ в руки. Он любезно предложил ей свою помощь, и Симона решила, что лучше просто согласиться и слинять, как она обычно это делает. Лесаж обошел ее со спины, а Симона засунула руки в рукава, и тот накинул тренчкот на ее плечи.
— Если что, вы знаете, в какой гостинице я остановился, звоните. — Лесаж снова улыбнулся, облокотившись на дверной косяк.
— Я не позвоню. — Симона помотала головой и надела сумку на плечо.
— Тогда можете сразу приходить. — Лесаж продолжал улыбаться. Он без сомнения был красив, но Рейли это нисколько не волновало.
— Нахально и самонадеянно. До завтра, Лесаж, не опаздывайте, — улыбаясь, сказала Симона и вышла в коридор, захлопнув за собой дверь.
Она быстро миновала несколько коридоров, лестничных пролетов и выскочила на улицу. Вечерний прохладный ветер подхватил несколько прядей, выбившихся из ее тяжелого пучка, и Симона заправила их за ухо. Она так торопилась сбежать из больницы, что не стала переодеваться в обычную одежду, а осталась в хирургическом костюме, и многие прохожие таращились на нее.