— Я думал, что лопну от смеха. Давала им советы? Ты?! — говорил он, еле сдерживаясь. — Может, ты произносила вслух то, в чем не хочешь признаваться себе?
— Ему надо повязку сделать, это работа медсестер, — сказала Симона, пройдя мимо Энви. — А я пошла свой кофе допивать, пока он окончательно не остыл. У тебя это займет всего несколько минут. Не думаю, что со мной за это время что-нибудь приключится.
Энви скрипнул зубами и захотел провопить что-то ей в спину, но из-за угла вышла педиатр и удивленно посмотрела на перекошенную от злости медсестру. Симона остановилась, не услышав в свой адрес оскорбления, и обернулась.
— О! Герда, — произнесла она, увидев педиатра. — Я уже осмотрела того ребенка и зашила раны. Пойдем, я тебе расскажу. — Женщина улыбнулась Энви и прошла мимо него к Симоне. Они продолжили идти к комнате отдыха вместе. — Оказывается, он государственный алхимик. В двенадцать лет, представляешь?
_____
Энви бросил книгу на стол Симоны, когда она заканчивала заполнять истории болезни. Они вдвоем были в ее кабинете в Третьей научной лаборатории. На окнах висели плотные шторы, и комнате стоял мрак. Лишь настольная лампа лила бледно-желтый свет. Рейли подняла глаза на гомункула, который поправил зеленые патлы, торчащие в разные стороны.
— Какая тупая книга, — проговорил он.
— Ты дочитал до конца? — спросила Симона, отложив фолиант на край, чтобы он не мешал.
— Таких людей не существует, — сказал Энви, падая в кресло напротив стола Симоны. — Никто из вас не может быть свободен от собственных пороков и чувств. Никто из людей не может быть таким, как…он, главный герой.
— В этом и смысл. Если ты не понял, главный герой не был человеком. — Симона ответила с легкой полуулыбкой, приподняв бровь.
— Хочешь сказать, он был гомункулом? — Энви хихикнул, а Симона отложила ручку, устроившись удобнее.
— Мы с тобой похожи больше, чем ты думаешь, но людям повезло, что век наш короток, — сказала Симона, не рассчитывая на его понимание. — У тебя есть Отец. И совершенно логично предположить, что и у нас тоже. У тебя есть задачи и миссии, ты воплощаешь в жизнь определенные грани своего Отца. И мы тоже, но только своего.
— Грани, говоришь? Только повод дай, вы перегрызете друг другу глотки. Любите власть и войны. Вами так легко манипулировать. И это грани вашего Отца? Не смеши меня. Мой Отец хотя бы отдает приказы мне лично или через моих напарников. А где все это время ваш? Где-то далеко на небе?
— Он ближе, чем кто-либо из нас думает, — улыбаясь, сказала Симона, почувствовав, что говорит с несмышленышем.
Черные тени зашевелились, и на стенах появился десяток больших и маленьких глаз. Энви и Симона нахмурились, заметив это.
— Прошу прощения, что перебиваю вашу бессмысленную беседу, но есть дело, — сказал Прайд. — Так вышло, что Ласт и Глаттони пришлось убить Корнелло в Лиоре. Отец недоволен, что мы допустили такое. Теперь Энви должен ехать туда, чтобы закончить все, как надо, пока Элрики в Юсвелле.
Энви тут же встал на ноги, приняв серьезный вид, а Симона с возмущением фыркнула.
— И я опять останусь одна? Чтобы пришел очередной «Макдугл»?
— Я буду приглядывать за тобой из тени, — ответил Прайд, сощурив глаза, а затем зрачки повернулись к Энви. — Выдвигайся немедленно! Если придется начинать в Лиоре с нуля, это может привести к неудобствам.
— Я понял, — сказал Энви и превратился в немолодого худощавого мужчину в крестьянской одежде. Он повернул голову к Симоне и бросил: — До встречи, человек.
Когда дверь за Энви закрылась, глаза Прайда нашли Симону.
— К тебе тоже есть задание. Номер 48 уничтожил своего напарника.
Симона закрыла веки и подняла брови, тяжело вздыхая.
— Хорошо, я сделаю ему еще одного, но, если и с этим возникнут проблемы, тогда надо будет уничтожить 48. Он доставляет нам слишком много хлопот. И я даже не представляю, кого использовать на этот раз. Может, кого-то из новеньких, что думаешь?
— Решать тебе, меня это не волнует, — сказал Прайд. — Но сделать это нужно сейчас.
Симона поднялась и подошла к вешалке, накидывая тренчкот.
— А я рассчитывала на выходной, — сказала она. — Имей совесть и не разговаривай со мной на людях. Сиди в своей тени смирно.
Глаза кровожадно прищурились, но уползли туда, откуда пришли.
Рейли вышла из кабинета и закрыла дверь на ключ. В коридоре было достаточно светло от заходящего солнца. Торопливо шагающие по коридору ученые и доктора здоровались с Симоной, и она отвечала тем же, но не спешила продолжать разговоры. Собственно, никто и не выказывал такого желания.
Симона дошла до парковки и села в свою машину, положив сумку на соседнее сидение. Некоторое время она смотрела в зеркало на свое отражение. Заметно осунувшееся лицо, серый цвет кожи. Проступившие морщины на лбу и возле глаз. Рейли вздохнула и завела машину.
— Добрый вечер, доктор Рейли, — поздоровался тюремщик с Симоной, открывая ей дверь. — Проводить вас до камер смертников?
— В этом нет нужды, — ответила она, мило улыбаясь. — Я поговорю с ними, а потом просто назову вам номер, и вы доставите приговоренного. Я уже определилась с некоторыми кандидатами, мне нужно лично поговорить с ними.
— Хорошо, я вас понял. Все наши знают вас, можете ходить спокойно, хоть вы и встретите новые лица.
— Новые лица? — удивилась Симона. — Почему это?
— Клэй и Митч, что охраняли камеры сидящих пожизненно, ушли в отпуск, а вместо них поставили новеньких, помните? Ну так оба отказались. Не могут выдержать.
— Зато честно признались. — Симона улыбнулась.
Она кивнула на прощанье и свернула в коридор. Рейли спустилась на лифте в подвал и прошла по знакомому маршруту через несколько коридоров. Перед каждым стояли решетки и охранники, которые здоровались с ней по имени. Она старалась выглядеть милой, но заметила, что ее они такой не считают, несмотря на вежливость. Все глядели на Симону с опаской, сторонились, хотя она абсолютно не выказывала никакой агрессии в их сторону.
Рейли шла по коридору мимо камер сидящих пожизненно. В коридоре негромко раздавался знакомый бубнеж. Симона шла предельно тихо, чуть ли не на носочках. Охранник заметил ее не сразу, но как увидел, подскочил со своей табуретки, уронив на пол газету. Болтовня тут же затихла. Тюремщик хотел поздороваться, но Симона поставила палец к своим губам и строго посмотрела на него.
— Что это там с тобой случилось, Дэйв, а? — спросил Кимбли.
— Газета упала с колен.
Кимбли замолчал, а Симона грустно отвела глаза в сторону, плотно сжав губы. Охранник замер и вылупился на нее.
— Тогда почему не поднимаешь газету обратно? — спросил Кимбли.
Симона беззвучно сделала шаг назад, чтобы позволить тюремщику собрать рассыпавшиеся по полу листки. Тот немедленно упал на карачки.
— От чего она упала? — задумчиво произнес Кимбли. — Кто-то рядом?
— Я один, — ответил охранник, заметив, как Симона помотала головой в стороны.
Кимбли замолчал, вслушиваясь в пространство. Симона поняла, что теперь, пока он пытается услышать что-то кроме шуршания газеты, уходить поздно. При ходьбе обувь может скрипнуть, а Рейли не хотела, чтобы тот узнал, что она была здесь. Все эти годы Симона ходила мимо его камеры, но ни разу не поздоровалась. А на что ей, собственно, сдался Кимбли? Слушать очередные замечания о том, что она неполноценная одержимая лесбиянка с комплексом Бога? Или чтобы снова ощутить странную тягу к человеку противоположного пола?
Симона облокотилась на стенку, решив выждать и усыпить его бдительность. Охранник удивленно посмотрел на нее и молча предложил табурет, но Рейли отказалась.
— Почему ты стоишь, Дэйв? — спросил Кимбли.
— С чего ты взял, что я стою? — возмущенно произнес тюремщик.
— Когда ты садишься, твой ремень издает странный звук, а табуретка скрипит. Почему ты вообще встал?
— Газета упала, я должен был ее поднять.
— Не пытайся обмануть меня, Дэйв. Газета упала после того, как ты подскочил. Значит, случилось нечто до этого.