– Хорошо.
– Там что, все отравлено? – Воспоминания о чудесной пище вытеснили даже боль. – Мне надо поесть, а не то скоро умру от голода.
– Здесь не умирают, – улыбнулся человек. – Мы ведь все и так уже мертвые. Поначалу есть хочется ужасно, но от голода не слабеешь.
Каспар собирался спросить еще о чем-то, однако тут дверца распахнулась, и в проеме показалось сочувственное лицо Сайлле с грустными золотыми глазами. Она протянула юноше полоску бледной коры и ушла, сказав лишь:
– Мне жаль.
– Съешьте, – посоветовал человек. – Это не опасно. Исцеляет все раны, полученные в Ри-Эрриш, – кроме той, от которой ты погиб. Правда, стальные старейшины позволяют Сайлле раздавать лекарство лишь затем, чтобы потом лесничие могли причинять нам новую боль.
Каспар сразу узнал лечебную кору ивы, но удивился насколько более сильно ее действие здесь, в Иномирье. Вскоре боль в ноге перестала его беспокоить. Он осторожно поднялся, обнаружил, что вполне может стоять, и принялся мерить шагами камеру, думая о Брид. Каждый раз, проходя мимо зарешеченной двери, он останавливался и ударял по прутьям. Было почти темно, только из отверстия высоко над головой падал неяркий солнечный свет, а в коридоре горели факелы, расчерчивая камеру причудливым узором. Каспар начинал чувствовать боязнь замкнутого пространства.
– Сядьте вы, сир, – попросил его спустя некоторое время человек. – Сидеть, правда, не на чем, только на полу, но все равно постарайтесь успокоиться.
– Да как я могу успокоиться? Мне нужно найти Брид и забрать ее домой.
– Сир, сядьте. Вам тут еще долго быть. И не кричите, а то ушам больно. Рано или поздно вы научитесь сдерживать свои чувства, а волноваться можно и сидя.
– Не, не сяду! – отрезал Каспар. – Как ты можешь здесь сидеть без дела?
– За четыреста лет привыкнешь.
Каспар замер и уставился на незнакомца. На вид ему нельзя было дать больше сорока. Руки у него были обветренные, а на пальцах мозоли, как от тетивы лука.
– Что ты городишь?
Человек пожал плечами, не заботясь, верят ему или нет, что совершенно разозлило Каспара. Он продолжил ходить взад и вперед и даже ускорил шаг, но второй пленник больше не говорил ни слова. Наконец Каспар сел и подергал его за рукав.
– Ну? Собираешься мне объяснить, что тут творится?
– Если не успокоитесь – сойдете с ума, – грустно улыбнулся тот. – Что вам непонятно?
Каспар не хотел говорить о пыточной, полной горящей плоти и человеческих мучений. Не доверял своему голосу: вдруг сорвется на плач?
– Это они делают, чтобы вы отказались от жизни, – медленно и мягко стал объяснять пленник. – Здесь, в Иномирье, души сталкиваются со своей жизнью, очищаются и следуют дальше. Здесь надо попрощаться со своей жизнью, прежде чем начнется другая. Но иногда люди, например, мы с вами, не хотят. Тогда лесничие силой заставляют нас отказаться. Конечно, кое-кто покрепче других.
– Я не могу отказаться от жизни! – выдохнул Каспар. – Мне надо назад.
– Да, и мне тоже. Только я еще не придумал, как вернуться. Но вернусь непременно.
– Как тебя зовут? – спросил Каспар.
– Какая здесь разница? Разве у потерянной души может быть имя?
– Ну, хорошо, как мне тебя называть?
– Абеляр, лучник барона Пеллинора Торра-Альтанского. – Он отсалютовал Каспару. – Судя по знаку у вас на одежде, вы из того же славного дома. Я заметил дракона еще в большом зале, потому и предупредил вас, чтобы вы не ели.
– Пеллинор! – поразился Каспар. – Это ведь он построил внешние бастионы и северную башню!
– Верно. Мы как раз занимались строительством, когда это случилось. – По губам Абеляра скользнула легкая улыбка. – Теперь-то оно завершено?
– Разумеется, – уверил его Каспар.
– А войну мы выиграли? Мне уже говорили, что да, но приятно было бы еще раз услышать.
– Какую войну?
– С предателями кеолотианцами.
– Конечно, – со смехом ответил Каспар. – Мы с ними уже много сот лет как союзники.
– Никогда, сир, не верьте кеолотианцам, – сплюнул Абеляр. – Какой бы договор они ни подписали. Однако позвольте спросить, сир, как мне-то к вам обращаться?
– Меня зовут Каспар. Я единственный сын барона Бранвульфа, лорда Торра-Альты.
– Лорд Каспар, – поклонился лучник.
– Пожалуйста, зови меня просто мастер Спар. Меня почти все так зовут. Или даже просто Спар, здесь титулы ни к чему.
Абеляр пожал протянутую ему руку.
– Ну, не знаю, что бы сказал на это барон Пеллинор, – улыбнулся он. – Итак, Спар, как ты здесь очутился?
– На нас напали волки, и Брид подобрала свирель.
– Свирель?
– Да. И Высокий Круг был этим очень недоволен. Абеляр восхищенно уставился на него.
– Свирель Абалона? Свирель лорда Дуйра? Каспар кивнул и спросил:
– А ты?
Абеляр вздохнул, будто проглотив слезы.
– Кеолотианцы несколько раз ходили на приступ крепости. Тогда лорд Пеллинор решил устроить вылазку в ущелье и отбросить их назад. Мы видели, как враг что-то копает на пределе полета стрелы, и боялись, как бы под крепость не подвели подземные ходы.
Каспар слушал очень внимательно. Одно дело читать об этом эпизоде в истории баронства, и совсем другое – повстречать его очевидца.
– Юный принц Галланд приехал поучиться военному делу под началом барона Пеллинора. Лорд Пеллинор велел мне охранять наследника престола. Большая честь, конечно…
Внезапно Каспара озарило. Абеляр. Абеляр Лучник, не может быть!..
– Я не отходил от принца ни на шаг, но кеолотианцы подкопались куда ближе к Тору, чем мы ожидали. Я не знал, что это произошло, пока не увидел стрелу у себя в груди. Рядом был лорд Пеллинор, я ничего не понял, только после догадался. Потом кровь потекла из раны, я почувствовал боль. Не мог вдохнуть. Мне пробило легкое, я захлебывался собственной кровью. Упал с лошади, но лука из рук не выпустил.
На глазах Абеляра блеснули слезы, он откинул одежду и показал гнойную рану с почерневшими краями – кожа вокруг нее омертвела.
– Лесничие говорят, что могут ее вылечить, и боль пройдет. Однако если я позволю им лишить меня раны от стрелы, что меня убила, значит, я смирюсь со своей смертью и отрекусь от права на возвращение, – вздохнул он. – А вообще-то они любую рану в состоянии исцелить.
– Знаю, – откликнулся Каспар, глядя на свою ногу.
– Принц Галланд еще совсем парнишка был, куда ему умирать. Я увидел, что кеолотианец в него целится. Я бы мог застрелить врага легко, только тетиву не сумел натянуть – слишком быстро слабел. Последнее, что я помню – как лорд Пеллинор на полном скаку врезается в строй кеолотианцев. Если бы мне хватило сил, я бы спас принца Галланда.
– Не понимаю. Неужели принц Галланд для тебя так важен, что ради него ты четыреста лет терпишь мучения?
– Нет, не сам принц. Но у короля не было других прямых наследников. Поэтому трон должен был достаться его двоюродному брату.
– Сорстану, – вспомнил историю Бельбидии Каспар.
– Да. А если бы я выполнил свой долг, королем стал бы Галланд.
Каспар поморщился, вспоминая, почему это так важно, и наконец догадался. Конечно! Сорстан происходил из Офидии: его мать вышла замуж за дворянина из этой страны и там воспитала сына в местной вере. Люди Офидии давно уже отреклись от Великой Матери и стали поклоняться богу южных пустынь. Именно Сорстан впервые представил Новую Веру дворянам Бельбидии.
– Так началось угасание Старой Веры, – глухо сказал он.
– Да, – отозвался Абеляр, сидя на холодном полу и разглядывая свои руки. – И теперь ты видишь, в чем моя вина. Я должен был охранять принца. Теперь мне нужно вернуться и исправить свою ошибку. Я уже семикратно обращался к Высокому Кругу, и всякий раз они выносили решение против меня. По их словам, есть лишь две причины для возвращения.
– Какие?
– Первая – это истинная любовь, – ответил Абеляр. – Любовь, что превыше гибели, любовь, которая объединяет души так крепко, что даже в смерти они остаются неразлучны. Для таких душ недостижимо блаженство Аннуина, если только они не вступят в него вместе. Вторую же причину Фагос назвал справедливостью, и вот здесь-то старейшины не могут прийти к общему решению. На последнем слушании моего дела Круг объявил, что не находит причины позволить мне вернуться. Но как могу я предстать перед Великой Матерью, если моя неудача подорвала основы веры?