Однозначно ему следовало успокоиться и взять себя в руки.
Если бы это было так просто. Всё равно что пытаться успокоить голодного волка, в логово коего собственной персоной заглянула Красная Шапочка. А если вспомнить тот факт, что они не так уж и давно расстались при весьма пикантных обстоятельствах и пережитые с той злопамятной ночи чувства до сих пор царапали по нервам и задетой тогда гордыне…
- Если я не совсем вовремя…
Киллиан резко обернётся, совсем не ожидая услышать за спиной скромный голосок то ли невинного ангелочка, то ли коварной искусительницы – хотя и не исключено, что и той и другой вместе взятых. Он как раз в это время копался в среднем ящике комода в противоположном от входа в комнату углу.
Эвелин замрёт в проёме раскрытых настежь дверей, продолжая обнимать себя за предплечья (скорее интуитивно, нежели осознанно) и украдкой разглядывая единственное жилое помещение, так называемых личных владений господина Хейуорда. Гостиная-спальня плюс библиотека и даже уборная – по-иному эту комнату назвать как-то и не получалось. Достаточно просторная и немаленькая, иначе едва ли в ней вместилось за раз столько предметов мебели и несколько книжных шкафов вдоль западной стены. Даже имелось большое овальное зеркало на ножках-подставках в углу, меж выстроенных неравномерными рядами книгами, которые, видимо, не поместились на полках открытых стеллажей. Небольшой письменный стол под одним окном, старое кожаное кресло где-то по центру и напротив двуспальной кровати с высокими стойками и рамой из простых деревянных брусьев под обычный балдахин из маскитной сетки. Ничего примечательного, включая умывальник за занавеской в дальнем углу у второго окна, и платяного шкафа с комодом у восточной стены. Хотя чистота и некая организованность в расположении большинства вещей весьма удивляла.
- В смысле не вовремя? Не вовремя постучалась и вошла? Надо было постоять под ливнем ещё минут двадцать? – мужчина ещё грузнее нахмурит брови и торопливо шагнёт в сторону оробевшей гостьи, расправляя на ходу старое покрывало для постели. Увы, но подходящего полотенца он так и не найдёт.
- Ну… не знаю… Может ты ждал кого-то другого?
Желание не только накинуть на неё сверху развёрнутую ткань широкого полотнища и сомкнуть его концы у неё под подбородком, но и тряхнуть при этом что силы да хорошенечко, захлестнуло сознание Киллиана каким-то безумным соблазном едва контролируемых импульсов. Удивительно, что вообще сумел ему противостоять и как-то удержаться. Правда, отойти так и не получилось, как и убрать рук. Принялся помогать, промокая сухим покрывалом спину и плечи девушки, хотя само занятие изначально выглядело глупым и бессмысленным. Но, скорей всего, сложнее было устоять перед возможностью наконец-то дотронуться, пусть и через несколько слоёв раздражающих тканей, - узнать на ощупь, что она реальна и действительно стоит прямо перед ним, не отводя в сторону осмелевшего взгляда. И это было… почти нежданным. Слишком волнительным.
Наверное, его сердце ускоряло свой ритм до подобных надрывных толчков только раз или два за всю историю его «любовных» похождений. В первый – когда его лишали невинности и во второй – когда сделали настоящий минет. Только сравнивать этот момент с не совсем подходящими воспоминаниями было как-то не к месту.
Сколькими лицами он так любовался и сколько гипнотизировал глаз, преследуя заведомо известные ему цели. Что же было не так в этом случае? Ведь он совершенно не допускал в свою голову, что появление Эвелин Лейн на пороге его дома должно было закончится чем-то определённым, например, более близким с ней знакомством в его постели. Не мог он такое себе представить, даже желая её в эти секунды до оглушающей боли в паху, даже прикасаясь к ней совершенно целомудренными жестами, но не в состоянии совладать с эрогенной немотой в ладонях, которая расползалась по всему телу удушливой похотью и головокружительным сладострастием.
- Я никого не жду в этом доме. Как правило, кому надо, те приходят сами. – хотел ли он данным ответом её уколоть или же сделал это непроизвольно? Он так и не узнает. Как бы он ни пытался и что бы ни делал, не он владел этой не вполне естественной ситуацией.
- Может его лучше снять?
- Что? – кажется, в его ушах зашипело ещё сильнее, а кровь с адреналином, прилившие к глазам, едва не сожгли глазную сетчатку к чёртовой матери.
- Платье… Оно слишком тяжёлое, когда мокрое. Его можно развесить на кухне над печкою.
- Ты это серьёзно? – теперь ещё и дыхание участилось. И он так и не понял, как сократил расстояние к её лицу, как перестал растирать ей спину и как его пальцы оказались на её скулах и подбородке. Похоже, не он всё это делал, а поглотившее с головой расплавленное облако собственного безумия и подкупающего на раз соблазна. Оно расплывалось под его кожей, разносилось во все уголки напряжённого тела кипящей кровью и впивалось наркотическими иглами в каждую пору и нервное окончание. И билось, в такт свихнувшегося сердца, обжигающей пульсацией в голове и внизу живота.
- А ты всерьёз хотел меня в ту ночь?.. Хотел довести до конца то, что задумал?
Это она точно удумала свести его с ума. Той ночью чуть не довела до ручки, теперь вот сейчас. А он, как дурак, стоит, да тонет в колдовском омуте её невинных глаз, кое-как понимая, какую же глупость она совершила, придя в его дом сама, добровольно, как агнец на собственное заклание. Неужто думает, что сумеет опять сбежать?..
- Так ты для этого сюда пришла?.. – может какой-то весьма отдалённой частью своего прагматичного рассудка он и допускал подобную вероятность, но никак не мог поверить в это в целом. Слишком абсурдно. И больше походит на бредовый сон, чем на правду.
- А для чего я ещё могла сюда прийти? За стаканом воды? – лучше бы она промолчала или сказала что-то другое, перевела бы тему в другое русло.
Но обратного не воротишь. Слова они такие, и чувства тоже, что отражаются в глазах и даже на лице. Не запрячешь обратно и не изменишь смысл, как и их воздействие на чужой рассудок.
Поэтому-то он и не сдержится. Не сумеет. Потеряет контроль сразу же, окончательно разрывая связь с внешней реальностью и буквально головой ныряя в манящую бездну этого пьянящего сумасшествия. Будто кто более ненасытный и неуправляемый вырвется на волю, сжигая в чёрном забвении здравый разум и оголяя каждую эмоцию с остервенелым желанием чуть ли не наизнанку. Толкнёт и накроет его телом хрупкую фигурку беззащитной Эвелин Лейн, сомнёт её податливые губки ненасытным вторжением жадного поцелуя ещё до того, как осознает, что его попросту на это спровоцировали. Хотя данный факт будет уже не важен, потеряв свой изначальный смысл под натиском куда сильнейших ощущений и раскалённой в жилах эйфории. Всё остальное тоже рассыплется в бренный тлен, где-то там, за стенами этой комнаты, останется только первозданный грех, воплотившийся в нежное тело в его руках и собственная похоть, которая будет им управлять – ныть в одеревеневшем члене и его пульсирующей головке.
Остановится уже и не сумеет, пока не насытится влажной глубиной чужого ротика с ответными движениями губ и язычка под его откровенными проникновениями. Пока не вырвет несколько несдержанных стонов и всхлипов из её горлышка, имитируя бесстыдный акт соития этим немыслимо откровенным поцелуем. Даже когда состояние эрогенного возбуждения дойдёт до нереальных пределов, будет насиловать её рот, едва ли осознавая, что творит, но не прерываясь. Сытясь, торжествуя и завоёвывая по праву каждый уголок то ли её раскрывшейся ему навстречу души, то ли столь желанного тела (но скорее, и того, и другого).
Не заметит, как прижмёт её к стене, как перекроет все пути к отступлению, пусть и понимая, что в этот раз сбежать у неё не выйдет. Да и не даст ей это сделать банально. Надо будет, просто перекроет ей рот хоть ладонью, хоть чем другим. В этот раз все её слова будут связаны только с мольбой о пощаде не останавливаться! Уж теперь-то он всё для этого сделает, учтёт каждую из совершённых им в прошлом ошибку.