Победитель тут явно был определён изначально.
Не важно почему, да как, но взгляду тогда было за что зацепиться, при чём буквально, пусть разум и не соображал, что делали глаза. А именно, «изучали» рельефную дорожку мускулистого торса от яремной впадинки до другой вертикальной «границы» под пупком – тёмной линии из коротких волосков, перешедшей под животом в более густую поросль, буквально бьющую по зрению столь отличительным контрастом – угольно чёрным на более светлом фоне бронзовой кожи. И наоборот – слишком бледной плоти детородного органа (по размерам и форме уж слишком отличительного от статуйных), вяло возлежащего на жёстких завитках вороного цвета, поддерживающей его снизу тяжёлой мошне.
Так что иного действия от невольного зрителя всего этого безобразия ждать не пришлось. А именно, неосознанного движения свободной руки, зажавшего моментально вспотевшей ладошкой округлившийся ротик своей владелице.
Сколько на всё про всё ушло у неё времени? Уж точно меньше минуты и, если бы не отхлынувшая от ног кровь, ударившая тут же в голову и подрезавшая резкой слабостью сухожилия в голенях и коленках, на вряд ли бы она задержалась здесь так долго. Слушать пошловатые выкрики в свой адрес от гогочащих хором голых мужиков в мужской купальне – не самое лучшее приключение, которое может произойти с юной особой женского пола из весьма благопристойной семьи.
Хотя именно в те секунды Эвелин не смогла ответить, чем же её чуть было не добило тогда до постыдной потери сознания на глазах у такого количества нежеланных свидетелей: осознанием где и среди кого она находилась, или же нежданным открытием представшей перед ней живописной визуализации в виде нагих мужчин? Или одного? А точнее, того факта, что девушкам её возраста и положения не пристало видеть (и тем более разглядывать) где бы и когда бы то ни было вообще.
«Срамота и стыдобище, мисс Эвелин! Это же какой позор для всей семьи ваших опекунов? Не говоря о Вудвиллях!»
- Видать, не так-то уж она к этому и готова.
- Киллиан, в этом мире существует хоть одна женщина, которую бы ты не шокировал своими размерами?
Очередной взрыв оглушающего рыготания ударил по слуху и глазам более обжигающими парами неисчезающего кошмара, чем окружающий воздух с удушливой дымкой из водяных паров. Кажется, вздрогнули даже стены с потолком и полом. Стёкла в окнах задребезжали уж точно.
Тогда-то молодой грузчик и отреагировал на происходящее куда расторопнее Эвелин Лейн. Нагнулся к центральной скамье-стеллажу, заставленной тазами и лоханями из жести и дерева, и подхватил близлежащий к нему кусок махровой тряпки. Даже времени, ушедшего на его нарочито ленивые движения, могло бы с лихвой хватить на ближайший побег в открытый за спиной дверной проём, так сказать, более, чем предостаточно. Но девушка всё ещё стояла приросшая к прежнему месту и продолжала во все глаза наблюдать за его вялыми манипуляциями с мокрой тканью. То, как он её разворачивал и небрежным жестом покрывал не особо длинной полосой низ своего живота, а точнее, то, что там так демонстративно выступало. Надо сказать, прилипшая к тому месту влажная поверхность растянутой материи не особо-то сильно скрыла проступивший через неё рельеф всё того же фаллического органа и крупной мошонки.
- Что… нравится?
Она так и не поняла, что её привело тогда в чувства: знакомый мужской баритон, зазвучавший буквально над головой с нескрываемыми нотками сдержанного веселья, или же неожиданное движение под тканью бесцветной тряпки, будто до этого неподвижно «спавшая» плоть взяла и шевельнулась САМА ПО СЕБЕ!
В пору завизжать и выскочить ошпаренной кошкой к чертям собачьим из этого треклятого здания. Но нет же! Она ещё успела поднять голову и посмотреть в ухмыляющееся лицо этого… этого наглого бесстыдника! Ошалеть ещё сильнее, едва не задохнуться от его через чур прямого взгляда и белозубой улыбки самодовольного хищника, и только тогда, при виде расплывающегося от переизбытка чувств и страхов скульптурного лика молодого мужчины, наконец-то окончательно осознать, где она находится и какого лешего до сих пор не бежит отсюда.
- Куда же ты, красавица?
- Ну, как же так? А я так надеялся, что ты к нам присоединишься и оживишь нашу скучную компанию…
Девушка не поняла, когда и как сорвалась с места, едва соображая, что творит и куда её несут подкашивающие ноги. Снова умудрилась пару раз оскользнуться на мокром полу, но каким-то чудом не полететь в него лицом. Словно чьи-то невидимые руки успевали её подхватывать в сверхкритические моменты, подталкивая в нужном направлении прямо над краем «пропасти». А может это были задиристые выкрики и свист за её спиной, подобно попутному ветру, несущему тебя на всех парусах идеальным курсом в открытое море.
Она почти не разбирала смысла этих ужасных фраз и почти не видела перед собой дороги, как и всего прочего. Одно лишь сумасшедшее гудение в голове и себя внутри пылающего облака свихнувшихся чувств.
Боже! Божечки! Какой стыд!
Стыд! Позор! Откровенный кошмар из оживших всех враз подсознательных страхов и бесконтрольной паники. Наверное, в подобном состоянии проще и лучше потерять сознание, иначе пережить этот ад наяву просто нереально. Всё равно что заживо гореть в этом ужасе далеко не пять и не десять минут, не зная, как остановить всё это! Как вырваться из этой впившейся в кожу и в нервы паутины обострившихся страхов, которые стискивали своими раскалёнными колодками лёгкие и сердце всё плотнее и туже.
А вдруг она действительно не выдержит? Хлопнется в обморок на глазах у стольких свидетелей?..
Господи! Как ей убежать от этого? КАК?
Она выскочила на раскалённый воздух под яркое солнце, в душную жару ставшего абсолютно чужим и негостеприимным Гранд-Льюиса. Маленькая, бьющаяся в беспощадных силках собственных кошмаров никому ранее не интересная серая птичка. Продолжая зажимать рот мокрой от слёз и пота ладошкой, Эвелин бежала – семенила сбивчивыми шажочками в едва осознанном направлении. Скорее, бежала по интуиции, не понимая как и не разбирая куда. Видимо, ноги сами несли по выбранному ими направлении, обратно на привокзальную площадь, но едва ли в поисках спасительного убежища.
Она поняла, что там его нет, когда притормозила у узкого зазора в высоком ограждении, в которое ещё совсем недавно заходила с обратной стороны, ни о чём таком не подозревая. А теперь… Теперь она вцепилась в прогретый полуденным солнцем чугун кованного забора трясущейся рукой, как за спасительный буй посреди бушующего океана.
Вынужденная передышка вначале постыдного побега? Она куда-то продолжала убегать? Куда же? От чего и зачем?
Она даже думать об этом не могла, не то, чтобы дать себе хоть какое-то указание в выборе верного курса. Какой к чёрту выбор, когда так хочется умереть или сгореть до смерти в собственном стыде?
К тому же взгляд без проблем находит на слегка прореженной площади, где-то в пяти ярдах перед собой, знакомый экипаж вместительного ландо. На его обитых тёмной кожей скамьях, как ни в чём ни бывало, восседали все сёстры Клеменс. Все, как на подбор, с раскрытыми зонтиками над высоко поднятыми головками в декоративных шляпках. И все смотрят в сторону Эвелин, будто в ожидании долгожданного знака, когда же можно будет расхохотаться в полный голос и восторженно захлопать в ладошки.