- Ваши вещи уже распаковали, пока вас не было, не трогали только саквояж по настоянию мисс Лилиан.
- Хорошо, спасибо. – отвечала Эва скорее машинально, чем осознанно, пока ещё пребывая под воздействием окружающего антуража – места, в котором ей предстояло прожить не менее четверти года. – А мой этюдник?
- Этюд… что? – Гвен неуверенно запнулась, как и приостановилась, не вполне уверенно глядя на юную госпожу.
- Деревянный ящик со складными ножками и с лямкой-ремнём, для удобного переноса на большие расстояния.
- А это! Его вроде поставили в платяной шкаф, к задней стенке. – служанка утвердительно кивнула головой, словно ответила на очень важный за этот день вопрос, ни разу не ошибившись в упомянутых ею местоположениях и проделанных действиях. – Кстати, мэм предпочитает принять ванную сейчас или после ужина?
Гвен даже встала в некую позу так называемого выжидания перед юной госпожой, где-то в трёх шагах от центра комнаты, и сложив руки на животе почти изящным жестом. Машинальное поведение и движения, свойственные только представителям её статуса и профессии. Удивительно, что она не опустила при этом свои через чур любознательные глазки в пол.
А ещё было странным слушать о себе в третьем лице, хотя для Эвелин сейчас всё было в новинку, всё казалось необычным и чуть ли неестественным. К тому же собственное любопытство разрасталось с геометрической прогрессией с каждой проведённой здесь (и не только в данном доме) минутой просто до несоизмеримых масштабов.
- Было бы не плохо сделать это сейчас.
Зато уговаривать не пришлось. Ну не станет же она говорить незнакомому ей человеку, к тому же не в меру говорливой служанке, как ей не терпится избавиться от большей части пропыленной одежды и, в первую очередь, от тугих пластин корсета. С головой тоже хотелось что-то сделать, не говоря о страхе посмотреться в зеркало. Может Киллиан Хэйуорд так «загадочно» улыбался, глядя на неё, из-за вопиюще помятой внешности Эвы?
- Тогда схожу за горячей водой. Вы как предпочитаете – погорячее или попрохладней. А то мисс Софи обязательно надо, чтоб пар шёл, и кожа становилась красной-красной. – Гвен даже глаза расширила, явно демонстрируя своё непонимание чужими пристрастиями и шокирующими капризами.
- Чем ближе будет к комнатной температуре, тем лучше.
По довольной ответной улыбке служанки Эвелин понимает, что не ошиблась с правильным выбором. Её бы воля, наверное, спустилась бы к морю и встала под струи водопада Лейнхолла ещё несколькими часами ранее. Увы, но статус благовоспитанной леди не допускает столь неслыханного поведения где бы то ни было, даже при полном отсутствии ненужных свидетелей.
Только выбирать опять же не приходится. И ждать тоже. Расстегнуть платье самой – слишком проблематично. Впрочем, несколькими минутами раньше или позже, теперь уже не важно. После случившегося и пережитого за этот день, она готова была вытерпеть ещё несколько лишних минут ожидания, перед этим опустившись на мягкий диванчик почти что уже женского будуара. Едва запоминающий взгляд заскользил по окружающему интерьеру и незамеченным ранее деталям: по рисункам на тканевой ширме, изображающих декоративных павлинов с золотистым орнаментом из раскрытых бутонов роз, по небольшим картинам и миниатюрам на стенах – в квадратных, овальных и круглых рамках. Может пыталась вспомнить, была ли она в этой комнате раньше? Пыталась разбудить глубоко спящую память? Тех, чьи образы и давно забытые голоса с болезненным упрямством не желали воскрешать перед молящим взором.
Но всё тщетно. Или слишком размыто, даже хуже, чем в чёрно-белых снах с калейдоскопическими картинками.
А потом пришла Гвен с парочкой служанок в серых платьях и белых косынках вместо накрахмаленных чепчиков, возможно из кухонной прислуги. Каждая несла по ведру с горячей водой. Как выяснилось позже, холодная подавалась по скрытым трубам через ту же кухню, с помощью механического наноса в подвальном колодце, наполняя впоследствии начищенный до блеска резервуар ванной через латунный кран. Технический прогресс успел добраться даже до такого края света, как Гранд-Льюис на удивление быстро. И, надо сказать, это оказалось самым приятным плюсом к завершению данного дня, закончившегося восхитительным погружением истомившегося тела в чистую воду.
Правда, когда Эва предавалась физическому и эмоциональному расслаблению в убаюкивающих объятиях водной стихии, а Гвен отвлекалась в другой комнате подготовкой постели и выбором подходящей одежды для юной госпожи к отходу ко сну, в память почему-то нежданно ворвались образы иного шокирующего содержания. Точнее, воспоминания, ещё слишком свежие и настолько сильные, что даже ощущались запахи с вибрацией звуков и голосов. Протяни руку либо задержи дыхание, и они сами до тебя дотронутся, заскользят по коже невидимым касанием чужих пальцев и взгляда, процарапав по нервным окончаниям морозным холодком и млеющими мурашками. И обязательно достанут до сердца невесомым дуновением или мягчайшим пухом перьевых ворсинок.
И, что самое изумляющее, ей нисколько не хотелось прогонять данного наваждения. А ещё глубже в нём тонуть, как в околдовывающем взгляде цыганских глаз и в звучном баритоне мужского голоса, атакующих её полуспящее сознание вполне осязаемым образом одного конкретного человека. Ведь никто не мог в эти минуты забраться в её голову и увидеть то, что видела она. И не просто видела, а именно хотела видеть – разглядывать, перебирать в памяти мельчайшие детали или же дорисовывать их самой. Может даже касаться их собственными пальчиками, желая прочувствовать млеющими подушечками неведомые ранее ощущения. Узнать, каково это – прикасаться к чужому телу и к чужой коже, к самому запретному и самому манящему.
И почему-то от подобных мыслей становилось так неописуемо легко, а внутри, под сердцем и в низу живота разливалось сладчайшей негой искрящегося тепла. И не останавливалось. Распускалось и пульсировало накатывающими приливами под кожей и меж сжатыми бёдрами, которые хотелось стиснуть чуть плотнее, словно в попытке поймать эту налитую греховным сладострастием точку и зафиксировать в тисках физической стимуляции на долгие минуты.
Хорошо, что рядом была Гвен и не давала ей своим присутствием провалиться окончательно в это безумное забвение, так сказать, оставить наедине с воображаемым образом… обнажённого Киллиана Хейуорда.
Киллиан Хейуорд. Как быстро она запомнила его имя. Неужели специально его повторяла про себя, когда пряталась ещё там, в конюшне Лейнхолла?
- Ох, мисс Эвелин, вы так раскраснелись, будто в кипятке сидите. – но служанке всё-таки удалось привести её в чувства своим навязчивым голоском и неизбежным появлением, ворвавшись в её мнимую обитель из хрупких видений и таких реалистичных воспоминаний. Какое счастье, что их не мог увидеть никто из посторонних, хотя страх о такой возможности почему-то холодил сердце и резко отрезвлял парящее за пределами данной комнаты сознание.
Она даже следила за выражением лица горничной, будто той и вправду удалось подглядеть, а то и уловить во второй половине комнаты нечто необычное. И кого же? Скользящих по воздуху призраков? Может кого-то конкретного?
Но Гвен, как ни в чём ни бывало просто подходит к дивану и начинает собирать снятые с молодой госпожи вещи, чтобы потом унести в подвальный этаж в прачечную. И по-деловому так, мол, вполне обыденный для неё ритуал. Правда до поры до времени, пока на дубовый паркет к её ногам не упал с вызывающим звоном какой-то уж больно шумный предмет. Даже Эва от испуга едва не подскочила в ванной, мгновенно вспоминая о браслете и о том, что забыла спрятать его хотя бы в ящике стола, а не в складках снятого платья.
- Ой, это ваше? – служанка быстро присела и так же быстро подхватила с пола злосчастное украшение, подобно сороке, заприметившей какую-то яркую и возможно даже драгоценную вещичку.
- Д-да… - вот только отвечать неподготовленной к такому развороту событий ложью оказалось непривычно сложно. В тот момент Эвелин мнилось, что она не то что раскраснелась, а буквально скоро вспыхнет алым пламенем от пылающей в коже лица крови. Хотя признаться, что это не её браслет и уж тем более рассказать при каких обстоятельствах она его нашла, было куда тяжелее. – Думаю, что теперь уже моё… Случайно увидела в траве у дороги, когда шла из города в Ларго Сулей.