И только я вышла из ступора, как его колени подкосились, и молодой врач стал оседать под тяжестью внезапно обмякшего тела.
— Господи, Квен, — прошептал Трент. Он потрясенно посмотрел на меня. — Вы позволили мне думать, что он мертв!
Мой рот широко открылся, и я шагнула назад.
— Я, мм… прошу прощения, — я, наконец, справилась с собой. Лицо пылало от стыда. — Я ведь не говорила, что он мертв. Я забыла сказать тебе, что он жив. Ты сам сделал вывод, что он умер.
Трент повернулся ко мне спиной и стремительно двинулся к лестнице.
— Джон! — Закричал он, перепрыгивая одновременно через две ступеньки. — Он сделал это! Джон, сюда!
Я стояла одна в центре зала; голос Трента, отражающийся от безмолвных стен и наполненный надеждой и радостью, заставил меня почувствовать себя посторонней. Дверь в конце зала открылась от удара, и Джон пробежал по коридору туда, где интерн опускал на пол Квена, снова потерявшего сознание. Трент тоже добрался до Квена, волнение и забота, исходившие от них, глубоко поразили меня.
Не замечая того, что я все еще была здесь, они понесли его обратно в комнату, объединенные общей радостью. Я осталась одна.
Я должна уйти отсюда.
Мой пульс участился, и я осмотрела помещение, казалось, последствия вечеринки проникают в меня, вызывая омерзение. Я должна уехать. Я должна поговорить с мамой.
На одном дыхании я добралась до кухни. Машина стояла в гараже, и хотя моя сумка на длинном ремне и бумажник остались наверху, ключи, вероятно, были в замке зажигания, где я их оставила. Ничто бы не заставило меня подняться в комнату, где все радовались, что Квен выжил. Не сейчас. Когда я ошеломленна, морально побита Трентом и презираема за то, что до настоящего момента не была способна увидеть правду. Я чувствовала себя глупой. Все время правда была передо мной, а я не поняла этого.
Кухня имела неясные очертания, свет тускло горел, а духовки остыли. Я с разбегу ударилась о тяжелую служебную дверь, и металлическая створка, открывшись, врезалась в стену. Два больших парня в смокингах подпрыгнули от неожиданности при моем внезапном появлении. Проигнорировав их, я трусцой вбежала в подземную часть здания в поисках своего автомобиля. Холод от пола проникал в меня через носки.
— Мисс! — Закричал один из них. — Мисс, подождите. Я должен поговорить с вами.
— Какого черта вам надо, — пробормотала я, затем нашла автомобиль Трента. Свою машину я нигде не видела, а на ее поиски у меня не было времени, поэтому я решила взять его автомобиль. Повернув к нему, я сорвалась на бег.
— Мэм! — Охранник попробовал снова, его голос был близок к тому, чтобы сорваться. — Я должен знать, кто вы, и проверить ваше разрешение. Постойте!
Разрешение? Я не нуждалась ни в каком паршивом разрешении. Я дернула дверную ручку, и веселый звон подсказал мне, что ключи были в замке зажигания.
— Мэм! — Донесся настойчивый окрик. — Я не могу позволить Вам уехать, не выяснив, кто Вы!
— Это — то, что и я пытаюсь узнать! — Крикнула я, проклиная себя, поскольку поняла, что плачу. Черт побери, что было со мной не так? Невероятно расстроенная, я скользнула на мягкое кожаное сиденье. Двигатель завелся с низким рокотом, который говорил о дремлющей в нем мощи: бензин и поршни, — превосходная машина. Захлопнув дверь, я нашла педаль газа и вжала ее в пол. Шины завизжали, поскольку я рванула вперед и слишком быстро вошла в поворот, руля по направлению к квадрату света. Если они хотели узнать, кто я такая, то могли бы спросить у Трента.
Фыркнув, я обернулась. Большой парень вытащил оружие, но оно было нацелено в тротуар, видимо, потому, что второй охранник отдавал ему распоряжение по передатчику. Или Трент сказал им отпустить меня, или они собирались остановить меня на главных воротах.
На скорости я задела лежачего полицейского, и днище заскрежетало, в то время как я вылетела на солнце. Мое дыхание сбилось от рыданий, и я вытерла слезы со щек. В следующий поворот я вошла, не соблюдая правил, и в какой-то момент ощутила приступ паники, когда вылетела на тротуар и протаранила вывеску НЕ ВХОДИТЬ.
Но я была не в себе. Я должна поговорить с мамой, и нужно больше, чем двое охранников в смокингах, чтобы остановить меня. «Почему она не сказала мне?», — подумала я, и мои ладони вспотели, а желудок свело. Почему моя сумасшедшая, полоумная мать не сказала мне?
Шины визжали, когда я резко входила в повороты, и только в трех милях отсюда во мне проснулся страх. Интересно, причина, по которой она не рассказала мне это то, что была немного сумасшедшей, или в действительности она была немного сумасшедшей, потому что так боялась рассказать мне?