Когда они покончили с этим делом и вышли на улицу, возле правления остановился газик. А вскоре на крыльцо выкатился Фатхутдин Фатхутдинович и замахал Караму руками.
Из казайской конторы бурения прибыла не комиссия, как ожидал Карам, а только один человек, молоденький техник. Выслушав сбивчивое сообщение Карама, он подумал, оттопырив губы, сказал:
— Вообще-то, агай, сомнительно, чтобы здесь была нефть. Понимаешь? Нет здесь нефти! Не должно быть! Но проверить сигнал — паша обязанность. Товарищ… как вас там, — парень заглянул в записную книжку, — Урманбаев Карам. Пойдемте посмотрим предположительное место.
У Карама упало настроение. Где поздравительные речи? Где народное ликование? Но вида не подал, усмехнулся, разгладил усы и сказал любезно:
— Я, браток, сам механизатор, нефть различаю. — «Уж с твое-то понимаю», — хотел добавить он, но удержался. Это он напоследок оставит. Или, может, и вовсе ничего не скажет. Победитель должен быть великодушным.
К тому же и председатель колхоза Зариф Проворный вступился за него:
— Ты погоди, браток, ты, того… Не такой аул Куштиряк, чтобы собственную нефть не родить. Проверь, найди!
Новость облетела весь аул, и люди, побросав работу, сбежались к правлению. Сабантуй прямо! Какая уж тут работа, увязавшись за Карамом и молодым техником, все пошли на берег Казанка. Только Фатхутдин Фатхутдинович почему-то никуда не пошел. Может, побоялся даже на минуту отойти от своего ответственного поста, а может, из-за всегдашней своей скромности не захотел греть руки на костре чужой славы.
Народ гудел. Мечты, догадки, одна другой заманчивей, кружили головы.
— Коли так, и у нас новые дома построят! Не хуже, чем в Казае!
— А как же! И ванна, и это… другое — прямо в доме!
— В рабочий класс перейдем. Валлахи, сегодня же запишусь!
— А женщины что будут делать? А нам работа найдется? — забеспокоилась одна.
Ее тут же успокоили:
— Всем найдется. Мы ведь городом будем, не деревней. А в городе, где одному положено — десять работают.
— В городе, известно, работаешь не работаешь, а калачи ешь.
— И не говори, если уж этот Казай в люди выбился…
Дойдя до берега Казаяка, Карам остановился. Расставил пошире ноги, выпятил грудь и важно ткнул пальцем в водоворот.
— Не понимаю, — сказал парень-нефтяник.
— А ты, зятек, подойди поближе да глаза открой пошире! — сказал Карам, слегка подтолкнув его вперед. На этот раз не удержался, грубовато вышло.
Паренек послушно присел на корточки у воды, макнул пальцем в масляные пятна, понюхал.
— Чепуха какая-то! — пробормотал он и повернулся, чтоб уйти. Карам схватил его за локоть.
— Как это чепуха? Ты сначала проверь! Откуда идет, какие запасы…
— Вот что, дядя… Вообще-то, надо бы на тебя штраф наложить за то, что по твоей милости машину напрасно гоняли, да уж ладно… Не нефть это, понимаешь? Старое масло!
— А откуда… масло идет? — внезапно осипшим голосом сказал Карам. Все выпитое моментально улетучилось из него. Лицо побелело как полотно.
Толпа, которая уже подсчитала все будущие блага, разделилась надвое. Крики полетели над гладью Казачка.
— Эх, живьем зарезал этот парень! — сказал один.
— Мы сами дураки, Журавлю поверили. Разве нефть так выходит? — сплюнул другой и добавил слово, которое в книгах не пишется.
— Нет, мы не согласны! Коли приехал, пусть проверит! Пусть ищет!
— А если не нефть, что за масло? Не видите, без остановки идет!
— Верно! Раскопать надо! — сказал Зариф Проворный. — На пороге великой славы стоим — и вдруг такая лень. Поразительно!
Парень-нефтяник, не зная, смеяться или сердиться, развел руками и сказал:
— Будь по-вашему…
Да и что скажет, когда народ охватил его плотным кольцом и начал подталкивать к воде?
Карам оживился.
— Эй, ребята, сбегайте-ка, лопату, багор принесите! — закричал он, размахивая руками. Стянул рубашку и прямо в сапогах и брюках нырнул в воду. Но раннее это купание ничего не дало. Найти под водой предполагаемый нефтяной источник у Карама не хватило дыхания.
Желающих искупаться больше не нашлось. Тем временем прибыл и багор. Один из давешних собутыльников Карама принялся ковырять дно.
— Вот увидите, расчистим родник, нефть так и хлынет, — сказал он, подмигивая трясущемуся от озноба Караму.
Народ, затаив дыхание, следил за багром. Вода все мутнела, водоворот переливался радужными пятнами, масло то прибывало, то убывало, но ударить долгожданным фонтаном не спешило. Багор переходил из рук в руки, сторонники Карама несколько притомились.
— Разве так нефть ищут? — хлопая себя по бедрам, смеялся молоденький техник, но на него не обращали внимания.
Люди, потеряв всякую надежду, начали уже расходиться, когда парень, ворошивший багром, вдруг закричал:
— Ур-ра! Сома поймал! — и, подцепив, выбросил на берег что-то черное.
Тут же все обступили «сома».
— Что это?!
Действительно, что? Кто-то поддел его на палку и поднял. Из «сома» со звоном посыпались какие-то железки. Один из трактористов по имени Юламан Нашадавит поднял одну и изумился:
— Гляди-ка, мой плужный ключ! Карам, смотри, тот самый, двенадцатый, который ты у меня позавчера брал!
Кто-то пронзительно свистнул, кто-то сплюнул:
— Вот Журавль!
Карам, который прыгал, пытаясь вытряхнуть попавшую в ухо воду, так и застыл на одной ноге. Сейчас он и впрямь был похож на журавля. Так, на одной ноге, подскакал к находке и, вглядевшись, сказал:
— Эх, зятек, да ведь это собственная моя куфайка… Магипарваз уже полтора дня пилит, что потерял ее. Чудеса! — Он поднял телогрейку, покрутил, оглядел со всех сторон. — Как она в реку попала?
— Вот, агай, это и есть открытое тобою месторождение, — сказал паренек из Казая. — Хорошенько выжать, бочка масла набежит.
— Эх, зарезал! — сказал Зариф Проворный и ринулся прочь. Видно, вспомнил, что руководящему лицу от таких глупых недоразумений положено держаться подальше.
Паренек раздвинул толпу и зашагал к аулу. Умоляющего взгляда Карама, устремленного в спину ему, он уже не видел. Карам с несчастным видом развел руками и оглядел односельчан. Потом посмотрел на телогрейку, она лежала беспомощная, жалкая, и он носком сапога осторожно перевернул ее подкладкой вниз.
— Ну и ну! — сказала, фыркнув от смеха, какая-то женщина.
Еще одна рассмеялась, и еще. И скоро, сотрясая берег Казаяка, хохотала вся толпа. У Карама, еле сдерживавшего слезы, заходил кадык… раз сглотнул, другой сглотнул, махнул руками и тоже захохотал — хохот из горла, слезы из глаз.
Наконец берег опустел, вся суматоха перешла в аул. Только Карам остался сидеть возле своей куфайки, как милиционер возле утопленника. Это и был утопленник — утопшие его надежды. Долго он ломал голову, как телогрейка могла очутиться в Казаяке, но так и не понял. Загадка загадкой и осталась.
До вечера сидел Карам, слушая шум воды. «Удивительно, — думал он, — нет у реки ни лошади в упряжке, ни мощного мотора, а она вся в движении, ни на минуту не остановится. Еще одно чудо природы… И мир на поток похож. И люди от того вон мусора, что плывет, крутясь в водоворотах, ничем не отличаются. Только родился от матери, подцепила тебя быстрина и понесла, и понесла. Здесь течение несет, а там судьба…»
Когда Карам устало поднялся на ноги, он уже был готов отдаться течению жизни. Вытащил ключи, рассовал их по карманам, постоял с минуту возле телогрейки, потом кивнул ей на прощанье и зашагал к дому.
Этим кивком он простился с опостылевшей аульской жизнью. За полмесяца он распродал все что мог, покончил со всеми связанными с отъездом хлопотами, расплатился с продавщицей за две бутылки водки и, наотрез отказавшись от почетного прозвища Нефтяник, отправился в дальние края, к своему другу Мирхайдару. На этом первый период беспокойной жизни Карама Журавля завершился.