Но опытный, видавший виды старый сардар быстро смекнул, как могут пойти дела дальше. Разве ветер, который едва колышет кроны деревьев, не оборачивается вдруг ураганом, что и камни двигает? Да, да, если его сегодня, несмотря на былые заслуги, лишили внимания, то не значит ли это, что завтра такая же судьба постигнет и его сыновей? Он должен предупредить беду, заранее побеспокоиться о будущем своей семьи.
Раздав огромные деньги, старый сардар для двоих сыновей, бывших на войсковой службе, выхлопотал должности тысячников; снарядил большой караван с хорошим товаром и отправил в Китай с зятем-купцом. Сам же все мешки с пшеницей, отборным рисом, изюмом и орехом, собранные в закромах, по выгодной цене продал прежним своим друзьям по военной службе, которые теперь занимались поставками войску. Случись что вдруг, подумал он, так пусть хоть часть добра будет превращена в деньги. Всяк знает: золото-серебро много места не займет, в землю зароешь — и там не сгниет…
Особенно тревожило старика будущее Нормурада. Жил тот покуда за широкой отцовской спиной, в тени былой его славы и могущества, не ведая невзгод и лишений. Но отцу-то известно и другое. То, что молодой ученый наряду с безбожными, полными наветов на святую религию, научными трактатами переписывает и распространяет произведения мятежных поэтов, собирает вокруг себя людей темного умонастроения, уже давно приводило в ярость мулл-улемов. Когда бы не страх перед могущественным сардаром великого эмира — давно бы с потрохами съели. Теперь же всякое может случиться. Пошатнулся отец — жди беды на опрометчивого сына.
После долгих раздумий сардар начал хлопотать, чтобы хоть как, но устроить Нормурада на государственную службу. Сын, разумеется, и слышать об этом не хотел, обеими ногами уперся, горячился, доказывал, что дела, затеянные им, очень важны, бросить их на полпути нельзя. Молод был Нормурад. Кроме своей цели — развития науки, поэзии, просвещения, ничего не признавал, хоть и видел, что живет в мире, которым движет грубая сила, где властвует меч, но пытался закрыть на это глаза. Сколько, однако, ни противился, отвергнуть доводы отца был бессилен. Горючими слезами оплакал он свою заветную мечту и понес поникшую голову во дворец Тимура-Гурагана.
На первых порах он был в ведении дивана, отвечал за работу двух десятков писцов и переводчиков. Здесь переписывались державные фарманы, отсюда рассылались во все вилайеты. Лет через пять, в дни, когда начали собирать силы для великого похода против Тохтамыша, Нормурада перевели в помощники знаменитому историку мавляне Шарафутдину. Теперь ему все чаще и чаще приходилось бывать на военных советах, на больших курултаях, и все, что говорилось там, все распоряжения великого эмира вменялось ему в обязанность слово в слово записывать.
В 1379 году Тохтамыш с помощью Тимура захватил престол Белой Орды. И с той поры, где хитростью и коварством, где силой оружия, пытался он объединить под своей властью Белую и Синюю Орды. После того как был разбит Мамай, он стал ханом всего Улуса Джучи.
От чрезмерного усиления хана-разбойника пользы для Хромого Тимура не было вовсе. Неуемный Тохтамыш всюду, где мог, вредил политике Мавераннахра; только выпадал случай, забыв Тимурову помощь, грабил окраины его державы.
Мелкие стычки с Золотой Ордой отвлекали Тимура от главного — мешали его планам нападения на Иран и турков. «Повадился волк в стадо, покоя не жди. Пора обкорнать его», — пришел к выводу великий эмир. Наконец, отсрочив схватку с турецким султаном Баязетом, он решил сначала разбить Тохтамыша.
Осенью 1390 года двухсоттысячное войско, перейдя реку Сейхун, встало на зимовку неподалеку от города Ташкента.
Нормурад был в самой гуще приготовлений к походу. Конечно, все дела идут без него, но он был свидетелем — зорким, дотошным, тщательно все записывающим. Частые ли военные учения, совещания ли военачальников, дела ли снабжения — он все переносит на бумагу. Его записи, попав в руки мавляны Шарафутдина, проходят через его сито и, нанизанные на одну нить, становятся страницами будущей книги[28].
И еще одна обязанность Нормурада — он принимает донесения лазутчиков, приходящих от Золотой Орды. Многочисленные соглядатаи под видом дервишей или караванщиков шныряют из конца в конец ордынских земель. Изучают дороги, по которым пройдут войска эмира, природу, расположение пастбищ, берега, переправы, повороты рек, жизнь и быт тамошних народов, их стада и богатства, выведывают, как относятся эти народы к Тохтамышу. И со всеми этими сведениями возвращаются в ставку. Из подробных донесений отбирается то, что может принести хоть малейшую пользу и кажется достойным внимания, и доводится до ушей великого эмира.
Как можно было понять из донесений лазутчиков, ставка Тохтамыша готовилась мирно летовать на левой степной стороне Итиля, заняв растянувшиеся на сотни верст поймы и луга. Большая же часть войска оставалась в низовьях Итиля и на берегах реки Дон. Ходили слухи, что весной опять готовится набег на Хорезм, чувствуются какие-то приготовления. Тимур решил упредить Тохтамыша.
Зимой 1391 года он провел большой курултай.
По сути, военачальники и высокие вельможи государства собрались на курултай, чтобы найти ответ лишь на один вопрос: как провести двухсоттысячное войско через бескрайний Дешти-Кипчак? Даже если пойти напрямик — кочевая столица Тохтамыша стояла в трехстах фарсахах[29]. Нужно идти так, чтобы огромное, заполняющее степь войско не встретилось с врагом раньше срока, к тому же бесчисленные табуны лошадей, десятки тысяч назначенных на убой коров и овец, караваны с оружием и провиантом довести без потерь.
Значит, во-первых, никакие чужие глаза, хотя бы поначалу, не должны видеть, куда направляется войско, и его продвижение не должно встревожить Тохтамыша. Во-вторых, путь должен лежать через земли с обильными пастбищами, у полноводных рек и озер…
Мнения на курултае разделились. Одни считали, что лучший путь — меж двух морей, Хазарского и Хорезмского[30], другие настаивали на том, что нужно, пройдя восточнее моря Хорезмского, выйти к берегам Яика. Загорелся спор.
Длиною оба пути примерно одинаковы, и у каждого свои достоинства и свои изъяны. Но умный полководец, опытный воин, Тимур-Гураган думал глубже и видел дальше. Он мыслил так: если он изберет первый путь, то пространство между Хорезмским и Хазарским морями в четыреста верст нужно будет пройти еще в начале весны, потом, ближе к лету, от палящего зноя выгорит вся трава, от талых вод не останется и капли, а дальше на север не то что реки, даже ручейки попадаются редко. Оставшийся путь и того тягостней. Ведь даже если войско благополучно минует безводные пустоши, к предгорьям Урала оно подойдет в самый разлив Уила и Яика, когда они выйдут из берегов, затопят всю степь, встанешь перед неодолимой преградой и будешь топтаться на месте чуть не до середины лета. Ибо известно, в тех краях весна приходит много позже, чем здесь. Еще одна напасть — степные пожары, после которых лишь одна зола во весь окоем. Случись огонь — ни стебелька травы не останется, и все стада, все лошади падут от бескормицы.
Второй же путь не нужно и в счет брать, потому что тянется он через пески да солончаки. Направить огромное войско в пустыню, где ни травы, ни воды, — все равно что собственной головой залезть в капкан.
Тимур до этого держал совет с бывалыми путешественниками, неутомимыми исследователями природы разных стран и выбрал третье направление, которое всей его войсковой верхушке и в голову не пришло.
Этот путь, длиннее тех двух, шел в обход, однако не столь опасный, как те, обильный кормом для скота и пресными водами. В начале месяца Хамаль[31] Тимур минует засушливые, бедные травой места, уйдет так далеко, что уже никакой враг не достанет его. Впереди тучные пастбища, полноводные реки. Войско пройдет вдоль Ишима, потом, уткнувшись в излучину Тобола, круто повернет на запад и в лучшую пору, макушку лета, устремится на Орду Тохтамыша.
Придя к такому решению, Тимур устроил смотр войск, ввел изменения в походный порядок туменов, провел учет снаряжения. Каждому воину надлежало иметь саблю и колчан с луком и с тридцатью стрелами. Сверх этого на двух всадников положена одна заводная лошадь, на десятерых одна юрта, две лопаты, один серп, один топор, одна пила, мотки веревок, походный котел.
28
Книгу эту, о походах Хромого Тимура, под названием «Зафарнаме», что означает «Книга побед», Шарафутдин Али Язди закончит в 1425 году.