Шел уже третий час ночи, когда, слушая рассуждения Адольфа о пошлости архитектуры старых берлинских зданий, наблюдая усмешки Елены, бегающий по потолку взгляд Ангелики и неизменный блокнот в руках Бормана, Эльза приняла решение — ехать в Вену, не откладывая. Она весело посмотрела на Ангелику, которая, перехватив ее взгляд, как будто прочитала в нем приятную новость.
За кофе все расселись в гостиной поодиночке или парами, и Ангелика вопросительно сжала локоть Эльзы. Дыхание ее было прерывисто, глаза опять горели.
— У меня есть идея, — шепнула ей Эльза, — съездить нам с тобой в Австрию на пару недель. Если Адольф тебя отпустит.
— С тобой!
А еще через полчаса Гели вбежала в гостиную Гессов и замерла посредине. Дверь в спальню была приоткрыта, и она увидела край знакомого прелестного платья, которое Эльза не успела снять.
— Что случилось? — выглянула подруга.
— Эльза, он меня отпустил!
Все вышло чудесно и неожиданно. Мужчины в столовой принялись рассуждать (бог весть о чем! в три часа ночи!), а дамы отправились отдыхать. Адольф, обычно аккуратно провожавший Ангелику до спальни и плотно прикрывавший за ней дверь, поступил так же и на этот раз. Он отвел ее на второй этаж, открыл перед нею дверь, но она вдруг удержала его за руку.
— Какое чудесное платье было сегодня на фрау Гесс! — вздохнула она, глядя себе под ноги. — Ах, как мне хотелось бы иметь такое же!
Гитлер немного удивился.
— Мне так хотелось бы бывать с нею всюду, как ты мне советовал, — продолжала Ангелика, — но она такая изящная и так одета…
— А, вот что! — кивнул он. — Но кто же тебе мешает? Развивай вкус, учись…
— Эльза видела так много! Она всюду бывала — в Италии, Париже… А теперь едет в Вену…
— Она едет в Вену? — удивился Гитлер. — Что за чудеса? Там только что побывал ее муж-анархист, изображающий из себя послушного барашка.
— Какая она счастливая! — Не слушая его, Гели два раза всхлипнула.
— Да, у нее ведь там тетушка, — припомнил он. — Хочешь, я попрошу ее взять тебя с собою?
Сердце ее едва не выпрыгнуло от неожиданной удачи, но на лице проступила озабоченность.
— Ты попросишь? О, она, конечно, согласится. Но удобно ли это? Можно я сама?
— Ну, попроси сама. — Он поцеловал ее в лоб, потом в шею. Но глаза глядели отрешенно, а голова, по-видимому, была чем-то занята. — Спокойной ночи, моя прелесть.
Гитлер быстро ушел своей стремительно-прерывистой походкой, а Гели, выждав минуту, скинула туфельки и босиком полетела по коридору к спальне Гессов — в отчаянной надежде тотчас поделиться своим торжеством.
Утром, около семи, очнувшаяся от тревожного сна Эльза вышла из спальни и услышала доносящиеся из кабинета мужа голоса. Один был негромок, но в нем чувствовался скрытый напор, другой — голос мужа — она едва узнала, таким он казался безжизненным. Она снова прилегла и проснулась уже в десятом часу. Мужа все еще не было, но голоса стихли.
Рудольф что-то писал за столом. Она подошла и заглянула через плечо.
— В Александрию, — бросил он. — Два месяца не писал. Свинство. А ты?
— Я пишу каждую неделю. Иногда чаще. Твой отец сейчас уехал в Лондон, а мама одна, и я стараюсь держать ее в курсе.
Он бросил перо и потянулся.
— Хотя мне это теперь стало сложно делать, — продолжала Эльза. — Я многое перестала понимать.
— Я тоже, — буркнул Рудольф.
— Разве вы не объяснились? Гесс досадливо поморщился.
— Все плохо. Рем — авантюрист боливийской пробы. А вручать власть авантюристу — авантюризм вдвойне.
— Когда-то вы с Эрнстом были друзьями, — осторожно напомнила Эльза.
— Мы с Эрнстом никогда не были друзьями! Запомни это раз и навсегда! Если я и мог чем-то для него сделаться, это называлось бы иначе!
Она отошла к окну, постояла, глядя на едва проступающие сквозь дождливую завесу силуэты гор.
— Когда Адольф возвращается в Мюнхен?
— Через неделю. Но мы с тобой уедем раньше. Мне еще нужно встретиться с нашим судьей и хотелось бы хоть пару дней поработать с Карлом, пока не началась свистопляска с выборами.
— Я тебе очень нужна?
— Хочешь остаться? Поступай, как знаешь.
— Мне бы хотелось съездить в Австрию и, может быть, в Мадрид.
Рудольф резко вскинул голову.