— Но он мой!
Эльза в ответ ничего не сказала, считая вопрос решенным. Она тоже выглядела усталой, расстроенной, и Ангелика потихоньку вышла, чтобы не огорчить ее еще сильней. Решимость вернуть свой браунинг была отчаянной, и она пошла в столовую, где Роберт находился один — он открыл окно и пытался выгнать в него дым рукой. Минуту назад, привычно закурив, он вынужден был потушить сигарету, так как Грета внезапно почувствовала тошноту.
— Роберт, пожалуйста, отдайте мне то, что вам дала Эльза, — попросила она для начала жалостливо.
— Не отдам, — ответил Лей.
— Но он мой!
— Вы на нем надпись читали?
— Все равно он мой! Отдайте!
— Нет.
— Нет? — Она подошла к нему близко и уставилась в глаза. — Тогда я пожалуюсь дяде.
Лей сначала удивился, потом улыбнулся.
— Вы мне все равно его отдадите, — сказала она, — потому что не можете оставить меня без него. Вы это сами знаете.
— Я знаю, фройлейн, что девушкам в Германии еще не время ходить с оружием. Извините.
Ему сильно хотелось курить, и он отправился на балкон. Гели вышла следом.
— Роберт, мне его подарили. Он мой! Я от вас не отстану.
Лей даже не ответил, по-видимому, задумавшись о своем.
Гели применила испытанный с Адольфом прием — она принялась всхлипывать. Он спокойно докурил, потом, став спиной к решетке балкона, оглядел ее с ног до головы.
— Гели, браунинг я вам не отдам. Но взамен, если хотите, кое-чему научу.
Он взял ее под руку и повел в гостиную, застеленную огромным персидским ковром с масонскими знаками. За ними туда явилась и Маргарита.
— Сядь и посмотри, — велел он ей. — Тебе это тоже может пригодиться.
Вернувшийся Гесс с удовольствием наблюдал, как Лей обучает Ангелику довольно редкому, но чрезвычайно действенному приему самозащиты, владея которым, женщина оказывалась в состоянии справиться одновременно с двумя мужчинами. Со стороны все это выглядело устрашающе — возбужденная, раздосадованная Ангелика действовала решительно.
— Видишь, какой удар я получаю, — говорил Лей Маргарите, — если я к нему не готов. Теперь еще удар… С вашим темпераментом, Гели, вы сделаете меня инвалидом.
Гесс появился очень кстати, и Ангелика сумела в полной мере реализовать вновь приобретенный навык. Она уже поняла, что с Леем ей не справиться и любимого браунинга не вернуть, но — странное дело! — полчаса тренировки придали ей не то чтобы уверенность в себе, а непривычное ощущение, словно у нее выросли рога, когти и зубы и мир вокруг обратил на это внимание.
Гели все же решила попытаться еще раз и пожаловаться Гессу, от которого и получила браунинг в подарок, но не успела. Пришел Гитлер, и она сделалась свидетелем сцены, смысл которой был ей хорошо понятен.
Лей, поздоровавшись с фюрером, тут же и распрощался, так как собирался ехать куда-то, но Гесс резко сказал, что ехать ему туда незачем.
— Я поеду, — ответил Лей. — Едва ли, конечно, я стану сейчас навязываться ему в посетители, но… ему передадут. А дня через три извинюсь. Вы ведь сами этого хотели, — напомнил он глядящим в сторону Гитлеру и Гессу. Гели и Грета находились тут же. Эльза застыла в дверях. Лей, кивнув, снова направился к выходу, но она остановила его.
— Роберт, тебе незачем ехать в больницу. Пострадавший скончался.
Она произнесла это отчетливо, не пощадив и Грету, ничего до сих пор не ведавшую.
— Скончался? — переспросил Лей. — Когда?
— Вчера вечером.
— Да, тогда нет смысла…
— Роберт, мы все ценим ваши благородные намеренья, — сочувственно произнес Гитлер, — но что поделаешь? Эта власть не справляется с преступностью. Она не справляется ни с чем! Ничего! Скоро мы им покажем.
Лей, снова кивнув всем, вышел. Маргарита хотела последовать за ним, но ее опередила Ангелика. Гели подумала, что сейчас она вернет свой браунинг! Она догнала Лея на лестнице, и он этому не удивился. Вместе они спустились и сели в пустую машину.
— Я сейчас уйду, — сказала она. — Только отдайте.
Он молча покачал головой.
— Роберт, он нужен мне! Я хотела отдать его Вальтеру. Он сегодня придет к дяде просить моей руки.
— И для этого ему нужно оружие?
— Да. Нужно. Вы же видите!
— Что?
Она молчала. Лей резко повернулся.
— Что? — Он смотрел на нее с такой ненавистью, что ей захотелось защититься. И она нанесла удар совсем так, как он только что научил ее:
— Это он приказал напасть на Зендлера! Он дал поручение Гиммлеру. Я это слышала сама. Он убийца.
За первым ударом последовал второй:
— Он убьет и Вальтера. Если вы не отдадите мне…
Лей глядел на нее, часто и тяжело дыша. Ему как будто не хватало воздуха, и он распахнул дверцу.
— Идите домой, Ангелика. Пистолет я вам не отдам. Ступайте.
Тогда она нанесла третий удар, к которому не был готов даже он, Роберт Лей:
— Вы знали, что так будет с Зендлером. Вы и сейчас знаете, что я права. Скажите, что мне делать. Я всегда верила вам. Я и теперь…
Лей захлопнул дверцу и дал газ. Машина на бешеной скорости проскочила несколько улиц и остановилась у бульвара. Оба испытали облегчение, точно ветром их отнесло с тлеющих углей. Лей снова приоткрыл дверцу и закурил.
— Хорошо, — сказал он, — давайте рассуждать здраво. Подумайте, фройлейн, о чем вы меня просите! Чтобы я вооружил вашего жениха для встречи с фюрером. Как вообще вам обоим пришла в голову эта глупость — просить руки? Вы что, в средневековой Испании? Хорошо, допустим, я вас понимаю. Вам надоело прятаться. Вы хотите всему миру заявить о ваших намерениях. Вы стремитесь быть честной, наконец! Но в любви честность подобного рода часто оборачивается жестокостью. Если вы хотите причинить Адольфу боль…
— Нет, не хочу! — воскликнула Ангелика.
— Тогда не нужно вызовов, заявлений, колющих и режущих ударов. Особенно на словах. Ничего кроме боли и отчуждения это не принесет. Заметьте, не того отчуждения, что помогает людям постепенно отпускать друг друга, а того, что толкает их на поступки непредсказуемые… Я бы дал вашему Вальтеру совет, который, впрочем, уже пытался дать. Кстати, где он?
— Мы расстались утром. Он здесь снял квартиру, в Швабинге.
— Мы сейчас поедем к нему, и я попытаюсь его убедить, — констатировал Лей.
— А в чем убедить? — спросила Ангелика, когда они уже ехали по Шеллингштрассе.
— В том, что вам обоим нужно уехать отсюда, и как можно скорей.
— А это разве не причинит боли?
— Фюрер — сильный человек Он справится. Роберт хотел добавить: если вы прекратите наконец маячить у него перед глазами каждый день с вашими чувствами. Но промолчал.
Хозяйка пансиона, в котором остановился Вальтер Гейм, дама бдительная и с хорошим зрением, несколько настороженно отнеслась к появлению Ангелики, которую только утром господин художник вывел из своих комнат; однако едва Лей заговорил с нею, она растаяла и все рассказала. Она даже проводила их в пустой номер, объяснив, что утром к постояльцу пришли трое молодых людей. Они вели себя тихо, о чем-то беседовали, а потом все четверо вышли из пансиона, сели в машину и уехали.
— А как выглядели эти трое? — спросил он хозяйку. — И как бы вы, с вашим опытом и наблюдательностью, определили род их занятий, например?
— Выглядели они как молодые люди из хороших семей, аккуратные такие. Вежливо со мной поздоровались и попрощались тоже, — отвечала она. — У одного в руках был такой, как его… вот, что ставится на ножках.
— Этюдник, — подсказал Лей.
— Он самый. У другого — бутоньерка в петлице. Веселые, любезные, шутили, пока шли.
— Господин Гейм тоже шутил?
— Он хмурый шел и на часы поглядывал. Видно, торопился, да они настояли.
Лей поблагодарил. Когда они спускались, Ангелика споткнулась на лестнице и едва не упала.
— Только не надумывайте себе ничего лишнего, — рассердился Лей. — Когда я в двадцатом году решил жениться и сказал об этом друзьям, они тоже явились ко мне накануне и вытащили в кабак. А мне в тот день еще нужно было посетить семейный обед, купить цветы будущей теще и так далее. Так что я тоже шел хмурый и на часы глядел.