Смотря на Императора, Катерина видела лишь повзрослевшего цесаревича, и оттого невольно расслаблялась: к Его Высочеству ей почти сразу удалось проникнуться расположением, порой даже забывая об этикете.
— Кто же Вы будете, нечаянный спаситель? — с какой-то странной улыбкой осведомился Император, рассматривая незнакомца перед собой. Девушка, понимающая, что государю уже не представиться Васькой Куликом — чего доброго, еще за ложь накажут, стянула с головы шапку, позволяя кудрям упасть на плечи, и склонилась в реверансе, опустив взгляд в пол.
— Княжна Екатерина Алексеевна Голицына, Ваше Величество.
Александр помрачнел, не сводя глаз с ожидающей дозволения поднять голову барышни. Судьба, по всей видимости, желала посмеяться над ним: иного объяснения подобному совпадению государь не находил. Хотя фамилия Голицыных была распространена настолько, что все это могло оказаться простым совпадением. И чтобы убедиться в своих догадках, не преминул задать новый вопрос.
— Кто приходится Вам батюшкой, княжна?
— Алексей Михайлович Голицын, генерал от кавалерии, участник Кавказской войны, Ваше Величество.
Род Голицыных, когда-то претендовавший на Российский престол, а после приближенный к оному, при Дворе был известен и в более позднюю пору: Александр Николаевич, дядя отца Катерины, рос вместе с Великими князьями — Александром и Константином, а позднее стал фаворитом покойного Императора Александра Павловича. Ходили слухи, что государь даже готов дать добро на брак Александра Голицына с сестрой своей, Великой Княжной Еленой Павловной. Но подтверждения они так и не получили. Расположен к князю Голицыну был и сменивший впоследствии на престоле Александра Николай Павлович: он называл князя “вернейшим другом своего семейства”, относясь к нему с тем же доверием, что и его брат. Вполне вероятно, что и дети его снискали бы то же расположение, если бы у князя, опутанного слухами о его мужеложстве, они появились. Но Александр Николаевич Голицын не поддался даже уговорам Императора, до конца своей жизни так и не женившись.
Впрочем, теплого отношения со стороны царской семьи удостоился и его родной брат Михаил, дядя князя Алексея и дедушка Катерины. Глава Ярославской губернии, награжденный орденом Святой Анны и орденом Святого Владимира, пожалованный титулом Светлейшего, проявивший себя в Отечественной Войне, он ничем не запятнал себя в глазах государя. За него это сделал средний сын Валериан, сосланный в Сибирь за участие в декабрьском восстании, а после — на Кавказ. Но, видимо, на этом темные пятна на родословной Голицыных не прекратили появляться. Сын Михаила Николаевича от второго брака — Николай, названный в честь деда, имел неосторожность пойти на конфликт с цесаревичем Константином Павловичем из-за своей старшей сестры Софьи, на весь Петербург обвинив того в непризнании собственного ребенка: как впоследствии выяснилось, к внезапной беременности незамужней княжны ее мимолетный роман с цесаревичем отношения не имел. Николай погиб в битве при Бородино, но в семье полагали, что это была отнюдь не героическая смерть. Единственная девочка в семье Михаила Николаевича от третьего брака с Натальей Ивановной — Екатерина, являвшаяся фрейлиной, за связь с женатым обер-гофмейстером цесаревича Александра была отлучена от Двора и выдана замуж за Льва Салтыкова. Казалось, что в пику привилегированному положению одного князя Голицына, дети другого решили как можно сильнее опорочить себя перед царем.
Особливо часто в кулуарах Зимнего обсуждалась интимная связь Великого Князя Михаила Павловича с побочной дочерью Михаила Голицына — Натальей. Принимая во внимание незамужний статус барышни, рождение девочки, умершей через несколько дней, приписывали отнюдь не Голицыну. Сразу после этого Императрица-мать настояла на браке двадцатисемилетнего сына с принцессой Вюртемберского дома, что мало походило на продиктованный политическими интересами или внезапно вспыхнувшими чувствами союз.
Ироничная усмешка Фортуны уже плясала за прикрытыми на мгновение веками Александра: отец составил план заговора, дочь — помешала его исполнению. И теперь Император не знал, как и реагировать на подобное: судьба всего семейства Голицыных была решена в одночасье, когда задержанный озвучивал имена причастных к покушению. Но спасшую, пусть и невольно, жизнь Наследнику Престола, девушку требовалось отблагодарить. Только мог ли кто-то поручиться за то, что она никоим образом не была причастна к этому делу? Быть может, целью являлось не цареубийство, а предупреждение о нем? Тогда вся эта ситуация тщательно планировалась, и растерянное лицо Голицыной, якобы не способной взять в толк, отчего в комнате повисла тяжелая тишина, лишь хороший спектакль. За такое “спасибо” не говорят, если выражается оно не в застенках Петропавловской крепости.
Все эти мысли были неведомы Николаю Александровичу, изрядно утомившемуся за часы допроса: цесаревич не любил подобных моментов и старался как можно реже при них присутствовать. Он принимал свое предназначение, однако в силу возраста временами надеялся, что миг принятия власти сдвинется на неопределенное время, и потому в его распоряжении еще будет возможность пожить чуть свободнее, чем в роли Императора Всероссийского.
— Вы знали, что Ваш батюшка принимал участие в составлении заговора, приведенного в исполнение в Таганроге?
— О чем Вы говорите? — оборачиваясь к Долгорукову, бесшумно вошедшему в помещение, княжна почувствовала, как все заготовленные слова комом встали в горле.
— О террористическом акте, имевшем место быть на Соборной Площади, ставившем своей целью убийство Его Императорского Высочества Николая Александровича.
— Это… неправда, — охрипшим от ужаса голосом прошептала девушка, отрицательно качая головой и делая шаг назад. — Папенька… Он не мог. Он был предан короне… — бессвязное бормотание затихало, уничтожаясь льдом во взгляде начальника Третьего отделения. То, что сейчас сказал Василий Андреевич, должно быть, ей просто послышалось, потому как не могло быть даже отдаленно похоже на правду.
— Стоило выяснить — какой именно короне он был предан. Как жаль, что мертвые не могут быть привлечены к допросу. Хотя, возможно, Вы знаете.
Эти глаза, кажется, намеревающиеся вытянуть из любого человека даже признание в том, чего он не совершал, страшили сильнее, чем сдвинутые на лице Императора брови: отчего-то начальник Третьего отделения нагонял куда больший ужас. Не в силах даже шевельнуться, Катерина бледнела все сильнее, пока Долгоруков продолжал выстраивать предположения касаемо ее участия в заговоре. А в висках нарастала пульсация, в которой отчетливо слышалось единственное слово: “мертвые”.
Папенька мертв. Его расстреляли. Она зря послушалась Елену, выжидая время. Папеньки больше нет. Папенька. Мертв.
— И Вы осмелились нарушить приказ Его Императорского Величества, оставшись в России, — не преминул отметить шеф жандармов. — Вы знаете, каким будет наказание за неповиновение?
— Василий Андреевич, прекратите пугать девушку, — напомнил о своем присутствии цесаревич, — то, что князь Голицын оказался замешан в этом, еще не клеймит его детей. Как бы то ни было, мы обязаны ей жизнью.
— Николай! — государь одернул сына, однако получил в ответ лишь упрямый взгляд, в котором отчего-то на миг промелькнули жесткие нотки, присущие покойному Николаю Павловичу.