Борис Петрович, прошлым утром лишь узнавший о казни шурина, хотел было с прискорбием подтвердить слова племянницы, однако замешкался. Идея, что проскользнула в мыслях так мимолетно, внезапно переменила все его намерения.
— К князю никого не допускают: я намедни пытался добиться свидания с ним, но мне не дозволили даже малой иконки ему передать.
От этих слов Катерина вздрогнула: глаза её, и без того большие, расширились, и теперь она изумленно глядела на дядюшку, словно бы над его головой нимб зажегся.
— Но… Как же? Василий Андреевич сказал… — с надеждой взглянув на дядюшку, Катерина испытала облегчение: он смотрел на нее с таким пониманием, что казалось, будто сей же час все проблемы будут решены, и уже утром все семейство Голицыных воссоединится в родовом поместье.
Силясь вспомнить слова начальника шефа жандармов, княжна все сильнее укреплялись в мысли о том, что усталость сыграла с ней злую шутку: наверняка начальник Третьего Отделения лишь упомянул о возможном исходе для заключенного. Но ведь он же не подтвердил её догадок, что так и не были высказаны вслух. Значит, все это было лишь сном, и никакого расстрела не свершилось.
— Да, мне вчера утром стало известно о несправедливом приговоре для Алексея Михайловича, — с прискорбием отозвался Борис Петрович, — бедная, бедная Марта, — кивнув, он нарочито опустил взгляд, замолкнув на минуту.
— Что с ним станет? — с трудом заставляя себя сдерживать подступающие слезы, задала насущный вопрос Катерина.
— Пока дело не прояснено, он будет пребывать в одиночной камере. Ни свидеться с ним, ни передать что — вчера Император отказал мне в этом. Его ожидает расстрел.
Побледнев, княжна невольно прислонила ладонь к приоткрывшимся губам: да, она ожидала такого решения, но каждую секунду молилась о монаршей милости.
— Ты хочешь спасения для папеньки? — “догадался” князь: все мысли племянницы были написаны на её лице, и ему оставалось лишь осторожно подбирать каждую новую фразу, чтобы убеждаться в правильности всех догадок.
Решимость, с которой девушка кивнула, стала лучшей наградой Борису Петровичу, уже предвкушающему удачный исход все еще не сложившегося в единую картину дела. Но у него есть самое главное: готовность Катерины исполнить все, что он скажет, если это поспособствует вызволению её папеньки из Петропавловской крепости и снятия с него обвинений. А пока в его руках главная фигура этой шахматной партии, победа за ним.
В судьбе Российской Империи было две Екатерины Алексеевны: одна правила недолго и была лишь прикрытием для деяний Меншикова и Голицына; другая сама пришла к власти и стала воплощением целой эпохи и началом новой немецкой ветви Дома. России стоит приготовиться встретить третью Екатерину Алексеевну на престоле.
Роду Романовых суждено угаснуть.
========== Глава шестая. В дворцовых кулуарах ==========
Российская Империя, Санкт-Петербург, год 1863, октябрь, 11.
Данное супруге обещание не означало, что Император позволит ей лично решить судьбу княжны Голицыной: доброе сердце Марии Александровны могло склонить чашу весов в сторону прощения и снятия всех подозрений с девушки, и тем самым навлечь беду на цесаревича. Потому государь был не в силах просто ждать, когда список фрейлин Ея Величества пополнится небезызвестной барышней. Шум открываемой двери и короткое церемониальное приветствие оповестили Александра о том, что по его приказанию в кабинет прибыл офицер, на чьи плечи должно было возлечь конфиденциальное задание государственной важности. В исполнительности того, кто уже более полугода носил звание флигель-адъютанта, что демонстрировал искусный золотой вензель в обрамлении серебряного венка лавровой и дубовой ветвей на эполетах, сомнений Император не имел. А теперь надлежало проверить его на верность Царю и Отечеству.
— Рад вновь видеть Вас при Дворе, граф.
— Рад вновь служить Вашему Величеству.
Соответствующая этикету фраза была искренней: в мыслях офицера никогда не было и намека на недовольство политикой своего Императора. В силу возраста ему не случилось застать* правление покойного Николая Павловича и оценить то, как изменилась Россия после его смерти, однако путь, которым шел Александр Николаевич, не вызывал сомнений в своей правильности, что бы ни думали некоторые представители дворянства, имевшие власть в своих руках во времена Николая Павловича.
— Насколько мне известно, Вы состоите в близких отношениях с княжной Голицыной, — перешел к делу Александр, складывая руки за спиной и в упор смотря на стоящего перед ним молодого человека и отслеживая каждую эмоцию на его лице.
Бесстрастный взгляд на миг сменился обеспокоенным, но тут же это мимолетное проявление чувств было подавлено: не стоило давать понять государю, что его фраза показалась графу не обещающей ничего хорошего. И решение, с которым он утром запрягал лошадей в Петербург, без видимых причин пошатнулось. Император же тем временем продолжал излагать свои мысли.
— С сегодняшнего дня Вы будете докладывать лично мне о каждом шаге княжны Голицыной: с кем говорила и о чем, кого навещала, куда выезжала.
Замешательство, в которое пришел поручик, не могло укрыться от Его Величества. Как он и полагал, дать ответ сиюминутно граф Шувалов не сумеет: на вторую чашу весов были помещены его чувства, что в столь юном возрасте могли и перевесить долг. В конце концов, и сам Александр когда-то скорее бы пошел против Императора, нежели предал любимую женщину. Горяч был и ветрен. Едва заметно усмехнувшись, так, чтобы стоящий перед ним адъютант не посмел принять эту усмешку на свой счет, государь сделал пару шагов от своего письменного стола в сторону стеллажа, предоставляя возможность офицеру обдумать сказанное.
Присяга и честь не позволяли Дмитрию отказаться от возложенного на него поручения, однако его охватил страх за ту, к которой он питал нежные чувства. Что должна была совершить Кати, чтобы к её особе проявил интерес сам Император? Или, в какую авантюру она была затянута? Ведь при всей своей непоседливости и, порой, слишком частому следованию чувствам, а не голосу разума, невеста его отнюдь не являлась барышней глупой. И против Царя и Отечества не пошла бы. Потому предположить, что Кати в чем-то повинна, офицер не смог бы и в страшном сне. Но что тогда сподвигло Его Величество отдать подобный приказ?
— Надеюсь, Вы не намереваетесь отказаться от моего поручения? — иронично поинтересовался Александр, вновь возвращая свое внимание адъютанту.
— Никак нет, Ваше Величество, — стараясь, чтобы его заминка перед ответом не вызвала монаршего гнева, отозвался граф.
— Похвально, поручик Шувалов, — в сощуренных глазах государя промелькнуло одобрение, — жду Вас завтра с отчетом.
— Слушаюсь, Ваше Величество.
Что бы ни стало причиной для особого поручения Императора, одно Дмитрий понимал ясно: просьбу о благословении на брак придется отложить. Вряд ли сейчас Александр Николаевич расположен к Кати и одобрит желание своего доверенного лица связать с ней жизнь. Стоило обеспокоиться положением невесты, а день браковенчания всегда можно изменить. А еще требовалось держать её как можно дальше от Двора, забыв просьбу Эллен о представлении подруги к Императрице.
Откланявшись, граф Шувалов покинул кабинет государя, намереваясь немедленно направиться в квартиру князя Остроженского, где должна была находиться Кати, если верить её письму, что было доставлено посыльным вчера.
И Дмитрию очень хотелось верить, что все это — какое-то досадное недоразумение.
***
Ты сможешь спасти папеньку.
Слова дядюшки уже вторые сутки не покидали мыслей Катерины. Что бы она ни делала, тот разговор вновь и вновь всплывал в её памяти, терзая душу и заставляя сжиматься сердце. Ей было сложно бездействовать, хоть и сделать ничего сейчас она не могла. Новые попытки самостоятельно добиться аудиенции у Императора оказались под запретом, а пробраться в камеру к заключенному, тем более столь тщательно охраняемому, было смерти подобно. Пусть и отличалась княжна импульсивностью и непродуманностью своих поступков, но даже для нее исход такой затеи являлся очевидным. И всё же, ожидание лишало последних сил. За утро она успела уже начать и бросить вышивать платок, что желала отправить маменьке, перебрала все ленты, так и не выбрав ни одной, и чуть было не сорвалась обратно в Семёновское, к Шуваловым, но побоялась подставить их под удар: за прошедшие сутки она ни с кем не говорила, кроме прислуги, и даже не покидала квартиру, дабы не навлечь монарший гнев еще больше. Она не знала, как долго будет длиться её заточение здесь, но чем скорее государь забудет о её присутствии в России, тем лучше. Возможно, вскоре вправду всё прояснится, и Его Величество снимет все неоправданные обвинения с папеньки. Тогда ни ей, ни её семье не придется скрываться, и Голицыны вновь воссоединятся в родовом поместье.