Те часы и дни, что доктор Боткин выхаживал Николая, вернули Марии Александровне былую тревожность: страх за жизнь сына вновь овладел её естеством. И год от года он лишь множился, вместо того, чтобы утихнуть: минуло лишь три года, за время которых последствия от рокового падения не раз еще дали о себе знать, а жизнь цесаревича вновь подверглась опасности, а сердце государыни — сжалось в ужасе. Бывшей немецкой принцессе, а ныне Императрице Всероссийской чудилось, будто Господь намеренно посылает ей все новые и новые испытания. Она не роптала на тяжесть своего креста, лишь только красивое лицо её теряло всяческие краски, а в густых темных волосах то тут, то там проглядывали серебристые нити.
— Как ты себя чувствуешь, Никса?
Медик уже закончил со своими рекомендациями и удалился, повинуясь монаршей воле. Слуги, доставившие завтрак для Его Высочества, также были отосланы из спальни. И сейчас Николай мог хотя бы на мгновение ощутить себя не цесаревичем, а тем маленьким Николенькой, чьи родители еще не удостоились престола, пока государство находилось в уверенных руках его венценосного деда.
— Не в пример лучше Вашего, Maman, — позволил себе отметить болезненный вид матери наследник, — Вам стоило бы отдохнуть.
— Вы опять не сказались мне о приступе, — в моменты, когда тон голоса становился укоряющим, вновь возвращалось официальное обращение, говорящее о том, что Её Величество недовольна. Цесаревич покаянно склонил голову, только и в следующий раз поступит так же — нет нужды понапрасну волновать мать.
— Я уже завтра буду готовить доклад для Императора: спина почти не беспокоит. К чему Вас тревожить?
— А если бы все оказалось хуже? Вы излишне перенапрягаетесь, Никса.
— Не более чем Вы, — в спорах Николай, пожалуй, готов был составить конкуренцию даже своему покойному деду. — Сколько раз Вы уже отказывались от визита в Ливадию?
Мария Александровна нахмурилась: правоту сына внутри себя она принимала, но показать это ему — не желала. Кроме того, покинуть Зимний и поселиться в новом дворце вдали от Петербурга сейчас — значило остаться одной. Компания фрейлин не убережет от тоски, а ни Император, ни наследник оставить столицу не могут. До конца жизни быть им узниками тяжелой короны, что скорее делает несвободным, нежели дает привилегии. Изредка даже хотелось уберечь от этого любимого сына, только как?.. Да и, казалось, он уже свыкся с мыслью о своем предназначении. Но чем дольше он будет оставаться лишь наследником, тем лучше для него. Быть может, его семейное и личное счастье продлится дольше, чем её и Александра.
— Вот ты женишься, и переедем в Ливадию, оставив государственные дела Его Величеству, — улыбнулась государыня. Эта тема тоже была довольно скользкой: одна помолвка уже сорвалась, и нельзя сказать, чтобы цесаревич пребывал в расстройстве. О новом сговоре пока речи не шло, однако Император уже упоминал о возможной невесте для сына в беседе с супругой, и никто не знал, как на то отреагирует сам Николай.
— Боюсь, Император не согласится с нами, — прокомментировал идею наследник, — да и я еще не готов связать себя узами брака с кем-либо. Вы же помните, я скорблю по разрыву помолвки с Аликс? — шутливо взгрустнув, Николай качнул головой.
— Или просто ищешь ту самую барышню из своих снов? — мягко усмехнулась Мария Александровна, припоминая рассказы семнадцатилетнего сына о незнакомке, чей образ он однажды запечатлел в акварели, проработав над портретом с месяц.
Художественный навык цесаревича оставлял желать лучшего, в отличие от способностей его брата, и потому к тому образу можно было подвести с десяток барышень. Немалую схожесть с портретом имела Аликс, что не так давно обручилась с принцем Эдуардом, но Николай отверг её кандидатуру: являться во снах та барышня не перестала, а значит, к несостоявшейся невесте она отношения не имела. Да и вообще неизвестно, существовала ли незнакомка в реальности.
Её первая с Наследником престола “встреча” состоялась, когда он, играя вечером в прятки с братьями в стенах Михайловского замка, проник на нежилую половину, ведомый каким-то огоньком, похожим на силуэт человека, и звуками клавикордов. Родители потом долго удивлялись тому, как сыну удалось отворить те двери. С интересом изучая интерьер потайной комнаты, девятилетний Николенька заприметил в неверном свете свечи, что он держал в руке, оставленную на столике вещицу. Ей оказалась небольшая книга, после недолгого изучения определенная как томик стихов на иностранном языке. Под обложкой находился женский портрет, наспех набросанный пером — он скорее походил на едва различимый силуэт с почти не различимыми чертами лица. Рядом было выгравировано всего два слова: “Den eneste”*, перевести которые Николай не мог — датский не входил в его образовательную программу. О своей находке цесаревич никому не рассказал, тем более что домашние сбились с ног в процессе его поисков, и стало просто не до демонстрации какой-то безделушки, лишь бы императорский гнев пережить. Хотя причитания Ея Величества, испугавшейся за сына, утомляли сильнее, но из них он смог узнать, что в комнате, которую Николенька выбрал изначально, чтобы схорониться от братьев, рухнула балка. О том, что он едва не оказался там, мальчик предпочел не рассказывать и без того взволнованной матери.
“Вторая” встреча датировалась уже тремя годами позже, когда двенадцатилетний Наследник престола сопровождал государыню на воды. В девочке, что случайно сбила с ног Николая, угадывались те самые черты, но уже более живо и ярко: красоту больших зеленых глаз не передало бы перо, а темных завитков, перехваченных белой лентой, хотелось коснуться. Девочка что-то пробормотала, судя по тону голоса — извиняющееся, и, возможно, знакомство всё же случилось бы, но Мария Александровна окрикнула сына, а спустя несколько мгновений незнакомки и след простыл.
“Третьей” встрече уже был обязан тот злосчастный день, когда цесаревич намеревался отказаться от участия в скачках, повинуясь не разуму, а случайному сну. Сну, где та же девочка просила не садиться на лошадь, и привыкший к редким, но очень похожим на эту просьбам матери, которые впоследствии оказывались вещими, Николай собирался все исполнить. Однако императорская воля оказалась сильнее, и предостережение сбылось. О последующих встречах не было необходимости упоминать: одна лишь отведенная женской рукой пуля говорила сама за себя — его ангел-хранитель обрел плоть и кровь.
— А что, если уже нашел?
Уверенности не было. В такие вещи сложно верить, намного легче решить, что все это — игры подсознания. Но высшие силы столь часто подбрасывали ему новые доказательства, что цесаревич был готов сдаться. Однако все еще оставалась некая доля сомнения.
И лишь зеленые глаза, смотрящие на него с любовью, просили найти.
Когда-то именно эти глаза подарили ему силу жить, сейчас — они облегчали каждую волну боли в спине. Отражение этих глаз он уже встретил, пусть и плескалась в них лишь благодарность. И только время могло показать, кому принадлежала душа его зеленоглазого ангела-хранителя.
И если ей и вправду стала Катрин, то лучше бы ему ошибиться и просто излишне поверить в судьбу, которой нет.
***
Российская Империя, Санкт-Петербург, год 1863, октябрь, 20.
Покинуть дворцовые стены удалось лишь на следующее утро, когда боль всё же отпустила, хоть и готовая вернуться в любой момент. Вместо того, чтобы после завтрака с матерью встретиться с графом Строгановым, как было условлено, цесаревич вновь сменил мундир на светский сюртук, надеясь потерять внешне всяческое сходство с высокопоставленным чином. Более всего он сейчас боялся, что в своей скорби Катрин способна пойти на отчаянный шаг, который будет стоить ей жизни: хоть и княжна казалась барышней неглупой, в её глазах он не раз успел разглядеть ту решимость, что порой толкает к необдуманным поступкам. И простой визит к Императору без высочайшего дозволения на аудиенцию — самое малое, что могло бы случиться. Однако, все размышления Николая оказались беспочвенны.