Когда Дмитрий испросил ее руки в присутствии всего семейства, Катерина не могла ответить отказом, хотя бы потому, что, столкнувшись взглядом с папенькой, она вспомнила их недавние разговоры и данное с легким сердцем обещание. Князь Алексей Михайлович учил детей держать данное слово, и потому сопровождающееся румянцем согласие стало ожидаемым для старших Голицыных, а также поводом к искренней радости для графа Шувалова. Робко улыбаясь нареченному в ответ, княжна даже на миг ощутила то же тепло, что обуяло Дмитрия. И никаких сомнений в верности принятого решения не шелохнулось в юной душе. Вполне возможно, что она и не любила Дмитрия так, как Ирина — графа Перовского, не дышала им, не грезила их венчанием. Однако и равнодушной к своему жениху Катерину назвать было нельзя: они были знакомы с самого детства, их семьи давно дружили, отчего и дети практически росли вместе. Дмитрий всегда нравился княжне: живой, веселый мальчик, готовый заступиться и взять вину на себя за ненарочно разбитую вазу или розданные детям-сиротам пирожки, испеченные Глафирой к чаю господам. Он всегда защищал Катерину, приносил ей цветы, сорванные в саду, за что даже однажды был оттаскан за уши папенькой. И если бы кого девушка должна была назвать своим мужем на веки вечные, то кроме как графа Шувалова никого бы рядом Катерина видеть не желала.
Он и сейчас, в столь тяжелый период жизни, оказался подле нее, закрывший глаза на свой офицерский долг перед Императором, поспособствовавший побегу в Карабиху. Вновь доказавший свою верность и преданность любимой женщине, которую ценил и уважал не меньше, чем родную мать. Таких было грешно предать и обидеть — словом ли, делом ли. И Катерина надеялась, что Дмитрий ни разу не пожалеет о своем решении назвать ее своей суженой. Что она сумеет стать достойной женой и матерью его детей. Их детей. Что ни разу ему не придется упрекнуть ее, а его родителям — разочароваться в ней. Этому мирному и счастливому будущему княжна намеревалась отдать свою жизнь, и лишь изредка, отходя ко сну, позволяла себе впустить в сердце сомнения. А достойна ли она такого супруга?
Сухие листья, подхватываемые теплым ветром, закручивались в стремительном танце и, сталкиваясь с пышными юбками дорожного платья, опадали к ногам прогуливающейся по аллее Катерины. Ее спутник наблюдал за осенним вальсом, пребывая в одному ему ведомых раздумьях. Нижний парк, разбитый за барской усадьбой, с детства был любимым местом всех княжеских детей: Ирина любила устраивать здесь чтения, Петр и Катерина — играть в прятки, особенно когда к ним присоединялись младшие Шуваловы. Маленькая же Ольга могла часами рисовать у пруда, изредка упрашивая кого-либо из прислуги попозировать. В отличие от верхнего парка, по которому было страшно передвигаться-то, не соблюдая определенной длины шага — столь скрупулезно были вымерены все его объекты, нижний парк производил впечатление абсолютной естественности — будто бы все деревья произрастали лишь по воле самой природы. Не сковывала боязнь порушить идеальный рисунок ландшафта и тем самым навлечь на себя гнев маменьки. А значит, дышать здесь было не в пример легче.
Теперь же ничего кроме тоски по ушедшему и беззаботному детству парк не навевал, и Дмитрий это видел совершенно ясно. Остро ощущающий каждую перемену настроения невесты, он чуть замедлил шаг, легким жестом останавливая и свою спутницу, удивленно оглянувшуюся на него.
— Помнится, в наш последний бал ты умудрилась оттоптать мне ноги, но обещалась приложить все свое усердие на занятиях с учителем.
— Увы, герцог был в ужасе от моей полной необучаемости и оставил эти попытки, посоветовав более не посещать балы, — “сокрушенно” качнула головой княжна. Столь внезапное напоминание о ее промахах в мазурке подействовало, как чашка горячего молока с медом: успокаивающе и ободряюще.
— Не пытался ли он тем оправдать свою некомпетентность? Отказываюсь верить. Не подарите ли мне единственный танец? — учтивый поклон был всё же больше шутливым, и Катерина приняла эту неожиданную игру, подхватывая юбки для ответного реверанса.
— Почту за честь, граф, — сухие из-за холодного октябрьского ветра губы сложились в слабую улыбку, но Дмитрию и того было достаточно.
Предлагая руку невесте, чтобы после — закружить её по дорожке, ведущей к усадьбе, он наблюдал за тем, как почти не заметная улыбка превращается в более уверенную и искреннюю. А внутри все просило вернуть ту самую Кати, что смеялась, забыв о приличиях, на приеме у баронессы Вяземской, и спорила со своей нянюшкой, грозясь сбежать из дома, если та не позволит ей не надевать капор на прогулку. Ту самую Кати, ради которой он однажды испортил три любимых клумбы маменьки, за что выговор получил их садовник, ибо более не на кого оказалось свалить вину; тот же, в свою очередь, розгами наградил мальчишку из слуг, которого, якобы, молодой барин видел за кражей цветов. Ту самую Кати, по просьбе которой он стащил у кухарки целый таз свежеиспеченных пирожков, чтобы вместе с юной княжной раздать их детям-сиротам. Ту самую Кати, с которой он уже давно возжелал связать свою жизнь, полную тепла и света. Ту самую Кати, что и была источником этого света и тепла.
— Знаешь, я бы желала остановить это мгновение и остаться в нем навсегда, — тихо шепнула Катерина, сближаясь с женихом. В широко раскрытых глазах было столько мольбы, что сердце Дмитрия сжалось. Вместо ответа он лишь обнял нареченную, переводя взгляд на пруд, подернутый рябью. Не в его силах было обещать ей вечность здесь: вне дворцовых стен и подозрений Императора.
— Это неправильно, — едва слышно продолжила княжна, прижимаясь щекой к плотному сукну мужского пальто, — но я хочу еще ненадолго задержаться здесь.
— Я должен утром уже предстать перед государем.
Фраза почти утонула в шелесте листьев, но всё же коснулась слуха Катерины. И получила почти отчаянный ответ:
— Папенька бы не одобрил такого поступка, но… я могу расчитывать на гостеприимство Елизаветы Христофоровны?
Она как всегда трактовала все через призму родительского взгляда. Князь Голицын учил детей не терять чести ни при каких обстоятельствах и с гордостью нести свою фамилию, и оттого отречение от оной выглядело бы малодушным предательством. Только Катерина была всего лишь барышней, едва перешагнувшей границу совершеннолетия, не знающей жизни, росшей в любви и ласке. Ей не приходилось терять близких, не приходилось оставаться в одиночестве, не приходилось принимать решений сложнее тех, что подразумевали выбор цвета на новое платье. Ее готовили к роли матери и жены, и никогда не говорили, что она может в один момент оказаться в немилости у государя, на попечении дядюшки и с ворохом тайн, от коих зависело её — и не только — будущее.
— Маменька будет рада видеть тебя, ты можешь оставаться в Семёновском так долго, как посчитаешь нужным.
— Тогда ты уведомишь дядюшку о моем решении?
Мысли расталкивали одна другую, и Катерина до сих пор не знала, к чему приведет очередная её задумка, но некоторое время ей было необходимо находиться вне столицы. И, желательно, за пределами влияния Бориса Петровича. Тем более что вряд ли она сейчас представляет для него интерес: разговор о прошлом папеньки откладывался день ото дня, сам князь где-то целыми днями пропадал, и Катерина очень сомневалась, что всему виной лишь служба. Это все предоставляло ей возможность разузнать некоторые вещи самостоятельно, и, возможно, таким образом быстрее дознаться до правды.
— Непременно. И еще, Кати, я сделаю все возможное, чтобы у государя не осталось ни малейшего сомнения в твоей непогрешимости! — со всей горячностью дал обещание Дмитрий, чуть отстраняясь от невесты, но удерживая ее в своих руках. — Как только это произойдет, мы покинем Петербург. Захочешь — отправимся в Европу, захочешь — вернемся в Карабиху или осядем в Семёновском. Алексей Михайлович желал для тебя только счастья, и я обещал ему, что приложу все силы для этого.