— Катрин, я ценю Вашу самоотверженность, но это последняя память о Вашей семье, — сердце Марии Александровны сжалось, когда она встретилась взглядом со своей фрейлиной: было видно, как нелегко дались ей те фразы. И с какой искренностью она их произносила.
— Главная память навсегда со мной, — прислонив ладонь к груди, там, где неровно билось сердце, она замолкла, чтобы собраться с мыслями и продолжить, — а имение пустует, в то время как могло бы быть полезным. Да и маменька писала недавно, что желает остаться в Карлсруэ.
Здесь, княжна, конечно же лукавила: письмо от Марты Петровны и впрямь пришло намедни, о чем её уведомил Дмитрий (он же и передал заветную весточку), но радости от пребывания вне России княгиня не изъявляла. Вот только иначе бы убедить государыню в окончательности принятого решения не удалось бы, а Катерине очень хотелось сделать что-то для своей благодетельницы. Пусть даже такую малость. Да и самой ей, возможно, требовалось отвлечься.
— Будьте покойны, Катрин, Вам это воздастся сторицей, — после недолгой паузы согласилась Императрица, на чьих тонких губах промелькнула улыбка. И что-то теплое шевельнулось в душе её фрейлины.
Николай, наблюдающий за этой картиной, не мог не отметить, что не зря он упрашивал Марию Александровну вручить шифр Катрин: она и впрямь могла стать добрым ангелом их семьи, и если не склеить уже разбитое, то не дать трещинам пойти дальше. Государыня, обретшая поддержку в лице новой фрейлины, кажется, смогла отвлечься от мрачных мыслей, направив энергию в деятельное русло. Сама Катрин, кажется, тоже прониклась изложенной идеей и на время забыла о семейной трагедии. Если бы и дальше между ними складывалось взаимопонимание, возможно, цесаревич сумел бы при помощи княжны Голицыной уговорить Императрицу перебраться в Ливадию. Отчего-то не существовало никакой подозрительности, что проявлял Император в отношении Катрин: Николай полностью и безоговорочно верил ей и в нее, не видя ничего дурного в очаровательной барышне с такими родными зелеными глазами из снов.
Та, что спасла его не раз, не могла нести в себе угрозы для него и всей царской семьи. Это цесаревич знал точно.
Комментарий к Глава одиннадцатая. Женское общество
*имеется в виду связь Марии Нарышкиной с Александром I, длившаяся 15 лет. Был ли это морганатический брак — неизвестно, но роман прервался в силу неверности дамы.
**у единственного дожившего до взрослого возраста сына Марии Антоновны — Эммануила, к слову, считавшегося ребенком от Александра I, детей ни в одном из двух браков не было. Поэтому Елизавета — лицо вымышленное.
***звание статс-дамы получали лишь замужние фрейлины, а также супруги крупных чинов: гражданских, придворных или военных. Это было следующей ступенью после камер-фрейлин, которыми становились незамужние и задержавшиеся в фрейлинах барышни.
========== Глава двенадцатая. С мечтой о близком пробужденье ==========
Российская Империя, Санкт-Петербург, год 1863, декабрь, 13.
Идея о возрождении Крествовоздвиженской Общины настолько захватила Катерину, что вот уже третий день она, как только выдавалась свободная минутка, всю себя посвящала этим мыслям. Родовое поместье Голицыных было решено сделать приютом для сирот, и теперь предстояло подготовить его к этому: изменить направленность некоторых комнат (зачем детям малая столовая, если есть большая? А ту можно сделать дополнительной спальней), продать дорогую мебель из некоторых помещений, но взамен нее приобрести более простую и в большем количестве: одних лишь кроватей и тумб понадобится немало. А помимо этого ведь и уборную нужно сделать общей, увеличив количество умывальников, и лазарет, коего никогда не было в усадьбе, сделать. Дела, внезапно навалившиеся на Катерину, да и не только на нее, но и на всех, кто принимал участие в этой затее, сильно обрадовали княжну. Она было порывалась и штат постоянный пополнить, ведь персонал для нового приюта еще требовалось набрать, но в ней нуждались во Дворце, и идею пришлось отбросить, как невозможную. Впрочем, просто навещать порой детей и помогать нянечкам в их работе, ей никто не запрещал.
Натягивая перчатки, Катерина покинула «квартирку», попросив занятую своим туалетом Сашеньку напомнить государыне, если вдруг та спросит, что она отправилась в Карабиху, забрать некоторые вещи. Мария Александровна, с благодарностью принявшая жест своей фрейлины, все же настояла на том, чтобы княжна навестила имение перед его передачей в государственную собственность и увезла все, что посчитает нужным. После некоторых раздумий Катерина поняла, что если украшения и платья для нее не представляют ценности, то последний раз наведаться в тайную комнатку маменьки и попробовать найти еще что-нибудь, связанное с теми же письмами, стоит. Пообещавшись Императрице, что она отлучится ненадолго, и к вечеру постарается возвернуться, княжна получила в свое распоряжение целый выходной, и ранним утром начала сборы, отказавшись от завтрака.
Внизу, возле ворот, ее уже ждали. Но не один лишь заказанный экипаж, о котором с Ее Величеством договаривалась Катерина: рядом, вытянувшись, словно на смотре, и заложив за спину руки, стоял граф Шувалов. Недоверчиво отступив шаг назад, всматриваясь в знакомую фигуру, княжна, забывая о приличиях, привитых ей гувернанткой в институте, сорвалась на бег, чтобы через несколько гулких ударов сердца сомкнуть ладони за спиной у жениха и ощутить крепкие объятия в ответ.
- Дмитрий! Как ты тут? – все еще не веря в его возвращение, Катерина коснулась ладонью его щеки, впрочем, тут же перекладывая руку ему на грудь: этот жест оказался слишком откровенным для нее, хотя, чуть смущенная, она не отвела глаз и продолжала в упор смотреть на жениха, счастливо улыбаясь. Они не виделись более месяца, и, оказалось, что разлука – мучительна. Нельзя сказать, что Катерина излишне в чем-то на него полагалась, или тяготилась одиночеством, но до недавних пор Дмитрий всегда был рядом, настолько, что в любой момент она могла свидеться с ним, поведать обо всем, что тревожит, или, напротив, о том, что наполнило сердце радостью. Одни лишь разговоры между ними имели немалую важность для ее души. И когда вдруг он исчез по распоряжению Императора, и разве что пару раз отослал ей весточку, дабы она не волновалась излишне, стало как-то пусто и тоскливо. А еще ее мучила неизвестность.
- Его Императорское Величество приказали прибыть с докладом, - он улыбался, радуясь встрече не меньше своей невесты, но в этой улыбке крылось что-то страшное. Что-то, из-за чего Катерина чувствовала – не к добру это возвращение. Впрочем, мрачные мысли она упорно старалась сейчас от себя отгонять.
- С тем делом еще не покончено?
- Увы, - граф Шувалов качнул головой, все так же не отпуская княжну. – А ты, как всегда, забываешь о правилах?
Прекрасно зная, о чем говорит жених, Катерина отвела глаза: да, молодой барышне не пристало выходить без сопровождения, даже если она замужем. Но что такого страшного в поездке до родного имения? У выхода из Дворца везде стража, дорога до Карабихи изучена настолько, что опасаться разбойных нападений просто смешно, а в усадьбе нет никого, кто мог бы причинить ей вред. Хотя, конечно, зерно истины в этом всем было, но его княжна предпочитала не замечать и уповать на отводящую беду руку Богородицы.
С укором покачав головой в ответ на молчание невесты, где ясно читалось ее отношение к некоторым правилам, вследствие которых барышни выглядели во всех смыслах инфантильно, Дмитрий отстранился, вызвав тем самым полный непонимания взгляд. Спустя секунды в нем промелькнула тоска человека, готового к новой разлуке.
- Я не могу отпустить свою невесту одну, - непреклонным тоном оповестил он ее, а Катерина нахмурилась: Дмитрий никогда не оспаривал ее решений, неужели близость венчания давала о себе знать? – Поэтому я буду сопровождать тебя в поездке до имения.
- Как ты узнал, что я направляюсь в Карабиху?
- Болтливость моей сестры порадовала бы жандармов Третьего Отделения, - с усмешкой «сдал» он Эллен, а княжна в который раз не знала, благодарить подругу или же сделать ей выговор. Приняв поданную ей руку, она поднялась в карету и дождалась, когда жених последует за ней. Плотно захлопнулась дверца, и экипаж, покачнувшись, начал свое движение.