— Не нужно! Повторение будет уже фальшивым, — качнув головой, Катерина поднялась с кушетки, подхватывая лежащий на ней пуховой платок и набрасывая оный себе на плечи: первые дни сентября выдались прохладными. — Я прогуляюсь, если ты не возражаешь.
Елена не успела и слова молвить, как стих шелест юбок, и скрип петель возвестил о том, что в спальне она осталась одна. Сбежавшая — а иначе ее сиюминутное желание оказаться за пределами поместья назвать было нельзя — княжна нуждалась в возможности отвлечься. Эти ничего не значащие строки мистическим образом повлияли на настроение девушки, и отнюдь не в положительном ключе. Сама того не желая, Катерина бормотала себе под нос выхваченные взглядом строки, следовавшие за теми, что она зачитала вслух.
“Пусть примет сумрачная келья, как гроб, заранее меня…”.
Как бы ни гнала от себя молодая княжна эти мысли, они налетали, словно голодные вороны, хлопая крыльями по лицу и оглушая своим карканьем. Оттого, столкнувшись с кем-то у дверей гостиной, Катерина оступилась и едва не потеряла равновесие, если бы мужчина в летах и с проседью у висков не подхватил княжну под руку. Сбивчиво извиняясь за свою нерасторопность, она хотела было уже уйти, но вгляделась в черты “незнакомца” и вновь извинилась. Но уже за невнимательность.
— Василий, зачем ты здесь? — посыльный маменьки вряд ли бы приехал в Таганрог без нужды, — Что-то стряслось?
— Барыня письмо просила срочно доставить, — протягивая вытянутый из-за пазухи свернутый в трубочку лист бумаги, проскрипел слуга. Благодарно кивнув ему, прижав к себе драгоценную для нее вещь, Катерина толкнула дверь, тут же попадая во власть душистого аромата свежезаваренного чая, поданного Ариной: даже по этим медовым нотам княжна могла сказать, что в гостиной наслаждается горячим напитком ее жених. Кончик перьевой ручки скользил по желтоватой бумаге, пока склонившийся над записями граф что-то подсчитывал. Судя по тому, что он никоим образом не отреагировал на появление невесты, цифры и факты вновь захватили все мысли Дмитрия.
Стараясь ступать как можно тише, дабы не помешать жениху, Катерина присела на дальний диванчик и наконец развернула прибывшее с посыльным письмо. Улыбка, рожденная написанным неровным маменькиным “Катенька”, померкла, как только княжна вчиталась в следующие за обращением строки. Казалось, что кто-то вместо весточки из дома вручил ей страницу из той же сюрреалистичной повести, не имеющей параллелей с ее жизнью. Может, кто-то решил ее разыграть? Петр отплатил за взятый без спросу камзол, когда она инсценировала эту глупую сцену с дочерью князя Апраксина? Или же Ирина затаила обиду за своевольный побег сестры в Таганрог? Но никто из них не стал бы столь жестоко насмехаться над любовью Катерины к отцу, и вряд ли бы почерк маменьки им удалось подделать. Но все, о чем говорилось в письме, настолько было далеко от истины, что княжна терялась в догадках, не замечая, как трясутся ее руки.
Резко поднявшись с диванчика и бросившись вон из гостиной, Катерина невольно захлопнула дверь излишне шумно, что заставило Дмитрия прервать свои подсчеты и недоуменно обернуться. Но в гостиной уже не осталось и тени княжны, и лишь едва уловимый цветочный аромат напоминал о том, что невеста несколькими мгновениями ранее была здесь.
Обратный путь по коридору не отложился в памяти: стучащий в ушах пульс и темнота перед глазами стирали реальность, оставляя лишь многократно повторяющиеся строки звучать набатом в голове. Стоило только бледной и прижимающей к себе письмо Катерине затворить за собой дверь спальни, как сидящая за шитьем Елена обернулась на шум.
— Что-то стряслось? Ты выглядишь так, словно только что вышла из Петропавловской крепости, просидев там несколько лет, — не знающая, волноваться ей или радоваться возвращению подруги, Елена задавала вопросы один за другим, не давая возможности Катерине и слова вставить. С трудом дождавшись момента, когда поток вопросов утихнет, все еще бледная девушка шумно выдохнула.
— Пришло письмо от маменьки.
— Что пишет Марта Петровна? — со всей свойственной ей живостью осведомилась Шувалова, с теплом вспоминающая княгиню.
— Папеньку обвинили в заговоре против Императора.
Эта короткая фраза произвела невероятный эффект: намеревавшаяся что-то сказать Елена, натолкнувшаяся взглядом на излишне обескровленное лицо подруги, подавилась собственным вдохом и, округлив глаза, осела на кушетку.
— Что за вздор? — резко поднятый голос сорвался, из-за чего Елена закашлялась.
— Тот человек с пистолетом указал на него, — всем своим видом показывая полное неверие в это, княжна мотнула головой, понимая, что еще немного, и она, наконец, расплачется. Все время пребывания в гостиной, рядом с Дмитрием, она не могла себе этого позволить: кто-то просто отнял такую способность, оставляя лишь глухое и зудящее непонимание. А теперь, вновь переживая те минуты, кажется, удалось ощутить приближение готовых излиться слез.
— Какой человек? Какой пистолет? — прижав ладони к вискам и резко их отнимая, Елена нахмурилась. — Расскажи подробнее, я уже ничего не понимаю. И при чём здесь вообще ты, если обвинили Алексея Михайловича?
— Тот, который стрелял в Его Высочество, когда я приехала сюда. На допросе у Императора он сказал, что выполнял волю папеньки. Но ведь этого не может быть! — до сей поры тихая, пусть и местами бессвязная речь прервалась отчаянным восклицанием. Сидевшая в оцепенении Елена от такой перемены тона встрепенулась и быстрым шагом преодолела расстояние от кушетки до окна.
— Здесь какая-то ошибка. Алексей Михайлович не мог составить заговор против государя, — от волнения стало недоставать воздуха, и девушка постаралась сделать несколько мелких и размеренных вдохов, чтобы хоть немного унять внутреннюю дрожь и снять спазм.
— Я и сама не верю в это. Но тот человек указал на папеньку, и, похоже, государь не усомнился в его словах, — все еще одетая в домашнее платье Катерина могла позволить себе задыхаться через слово, не боясь обморока из-за туго затянутого корсета. Но эта мысль ее заботила сейчас меньше всего: куда сильнее хотелось дознаться до истины и снять эти беспочвенные обвинения со своей семьи. — Эллен, я хочу добиться аудиенции! — вскинув голову, внезапно проговорила княжна Голицына, — Я уверена, что это все какое-то недоразумение.
— Ты полагаешь, так легко удостоиться беседы с Его Величеством?
— Нет, но дядюшка наверняка сумеет провести меня. И если бы мне удалось сначала переговорить с Николаем Александровичем, возможно…, — вспоминая неожиданную помощь со стороны цесаревича, княжна сцепила пальцы рук в замок, сама еще не зная, какая отводится роль в ее задумке Наследнику Престола. Тот взгляд, которым он ее одарил, кажется, еще долго не покинет ее мыслей. Благодарность и сочувствие, мельком прочтенные в синих глазах, смутили и заставили опустить голову.
— Я ни разу не усомнилась в добром сердце Его Высочества, но зачем бы ему заступаться за тебя?
— Не подумай чего — тем невольным столкновением я помешала выстрелу попасть в цель. Вроде как спасла от покушения, — пытаясь предотвратить лишние предположения подруги, пояснила Катерина. Обреченно вздохнув, Шувалова с какой-то странной эмоцией взглянула на стоящую перед ней девушку.
— И почему я не удивлена тому, что ты вновь впуталась в какую-то историю?
В ответ на это Катерина посильнее запахнула пуховой платок, ничего не говоря. Впрочем, вопрос явно принадлежал к разряду риторических: Елена давно знала, что добром ни одна авантюра подруги еще не закончилась. Даже вполне невинная на первый взгляд. Оставалось лишь молиться Богородице, чтобы отвела беду от их дома, да надеяться на скорое закрытие дела, в котором бы выяснилось, что на князя вину свесили по ошибке.
***
Российская Империя, Карабиха, год 1863, сентябрь, 29.
О том, что в семье Голицыных стряслась беда, можно было судить уже на подъезде к усадьбе. Обычно оживленный двор сейчас пустовал: разве что, зевая, да изредка останавливаясь, чтобы почесать спутавшуюся рыжую бороду, сметал в кучу опадающие в грязь листья Степан. Не смеялись вышедшие за водой служанки, коих княгиня вечно ругала за любовь к праздным разговорам, не слышалось конского ржания со стороны конюшен, где властвовал Василий, выкупленный князем еще до отмены крепостного права у соседей, князей Стрелецких, за его невероятный дар обращения с лошадьми: даже самого норовистого коня он умудрялся усмирить ласковым словом. И не встречал карету, дабы помочь барышням выйти из нее, Гришка, чье лицо по приезду домой Катерина видела первым. Тишина стояла такая, что хотелось кричать, дабы хоть этим резким звуком разбить окружающие стеклянные стены, которые создавали иллюзию скорби, нависшей над имением, как казалось княжне, поднимающей юбки, дабы оные не впитали в себя влагу, превратившую до того сухую землю в грязь.