Постепенно стали замечать товарища Баренбойма.
— Что-то, — говорят, — лицо его нам знакомое.
— Все в порядке, — успокаивает Хозяин, — он от гагаузов.
Выпили за гагаузов. Никогда не знаешь, за кого пьешь.
Товарищ Баренбойм говорит:
— Я только что из Одесской области, так у нас таких продуктов нет. У нас вообще ничего нет, кроме преступности.
Маленький слуга народа с остренькой такой лысинкой говорит:
— Что это ты вдруг про экономику? У тебя, собственно, какой профиль?
Тут товарищ Баренбойм опять струхнул стариной, стал поворачиваться так, чтоб не было видно профиля.
— Я, — говорит, — от гагаузов.
Все рассмеялись, а рассмеявшись, выпили. Потом пошли закусывать во всю ширь стола. А ширь такая — глазом но охватить. Есть где разгуляться.
Набил рот до отказа товарищ Баренбойм и сквозь всю эту вкуснятину протискивает:
— У нас в Одесской области ничего такого нет. У нас за хлебом нужно стоять два часа, а за такими продуктами, может быть, целый месяц.
Остролысенький опять насторожился:
— Нет, ты все-таки скажи: какой у тебя профиль?
Завертел головой товарищ Баренбойм, не знает, как повернуться. У него такой профиль, что каждый кричит «фас!»
— Какой у тебя профиль, уважаемый? — спросил с другого конца стола Длинный слуга народа.
Такой вопрос можно задать по-разному. Можно спросить через запятую и с вопросительным знаком на конце, а можно без запятой и с восклицательным знаком: «Какой у тебя профиль уважаемый!» Вроде комплимента.
Но товарищ Баренбойм не ждал на этот счет комплиментов, поэтому скромно сказал:
— Я от гагаузов.
— Кстати, есть такой гагаузский анекдот, — говорит Щекастый слуга народа. — Умирает у себя на работе гагауз. Посылают к нему домой гагауза, чтобы он осторожно подготовил жену к печальному событию. Приходит гагауз, звонит: «Здесь живет вдова Рабиновича?» — «Я не вдова, я жена». — «Фига вы, а не жена: он умер.»
Долго смеялись над этим анекдотом. Кто-то вспомнил еще один гагаузский анекдот. «Что такое с Рабиновичем?» — «Он умер». — «То-то я смотрю — его хоронят!»
Пошли другие гагаузские анекдоты с очень высокой смертностью. А если и не смертность, то другие неприятности. Приходит домой муж, а тут любовник. Приходит к жене любовник, а тут муж.
Как раз когда смеялись, подходит к Хозяину человек из обслуги. Там, говорит, у центрального входа собрался народ. Какой-то шутник приклеил объявление: «Требуется слуга народа». Ну, они и повалили. Объявление удалось снять, но народ не расходится. Охрана пока сдерживает, но надолго охраны не хватит.
Хозяин говорит:
— Срочно уходим. Через запасный ход. Встречаемся у центрального входа.
Пока проходили мимо стола, он стал чистый, как стеклышко. Еле пробились к центральному входу. Длинный, стоя, как на трибуне, сказал речь. О том, что будем в слуги проходить только на альтернативной основе.
Проходили на альтернативной основе. Товарища Баренбойма не хотели пускать, но Длинный сказал:
— Это от гагаузов.
Когда все прошли, народ успокоился, стал расходиться.
А в банкетном зале опять ломятся столы. И сидят за столами те же самые слуги народа.
— Ну, вот мы и опять все вместе, — говорит Длинный слуга народа. — А где наш товарищ с гагаузским профилем?
— Я здесь, — говорит товарищ Баренбойм и по привычке прячет профиль, хотя теперь его прятать уже нечего. — Если не возражаете, я вспомнил еще один гагаузский анекдот. Едут в трамвае два гагауза. Один вздохнул, а другой говорит: «Кому вы рассказываете?!»
Ну что за народ, эти гагаузы! Всё они вздыхают в своих анекдотах, всё они умирают в своих анекдотах… И тяжело им, и не смешно в анекдотах, а люди — смеются!
О национальной гордости великоевреев
В тюрьме время тянется медленно. Ни в кино сходить, ни в кафе-мороженое. Кто-то раздобыл статейку неизвестного автора (вырванную из какого-то издания) «О национальной гордости великороссов». Интересная такая статейка, в ней автор говорит, что у великороссов должна быть национальная гордость, то есть, что они должны гордиться своей нацией.
Два наших великоросса — один сидел за групповой грабеж, а другой за групповой протест против ограбления народа — тут же, конечно, загордились. Ходят по камере, задрав носы, — вот мы, мол, какие великие россы!
— Не мельтешите, — бросил им великомолдаванин, вор в законе, слово которого было закон даже в правоохранительных органах.