Но перед кем извиняться? Рабиновича нет. И партии, из которой его исключили, нет. И вечности, в которую ушла эта партия, нет…
Как же теперь извиниться перед Рабиновичем?
Руководящие ископаемые
Есть в геологии термин: руководящие ископаемые. Такназывают окаменелости вымерших животных, которые были характерны для того или иного геологического периода. Таким, например, был Плеченог, характерный для Девонского и Каменноугольного периода, а также для периода развернутого строительства социализма.
Перед войной мы с Плеченогом жили в Одессе на улице Островидова. Он тогда еще не стал руководящим ископаемым и не превратился в геологическую окаменелость, а был обыкновенным одесским парнишкой, развитым не по годам. Особенно у него были развиты плечи и моги.
В то время я часто бывал на улице Бебеля (бывшей Еврейской), в большом и веселом дворе. Едва научившись ходить, я приходил туда с моей мамой к ее лучшей подруге, и у меня тоже появилась подруга — дочка подруги моей мамы.
Мамину подругу звали тетя Ханна, а мою подругу Нюся. Вообще-то она была подруга моей сестры и с высоты своих лет не очень обращала на меня внимание. Был у них еще папа, которого звали дядя Митя, богатырский мужчина, в своей кожаной куртке похожий на героя гражданской войны.
Тетя Ханна работала в театре буфетчицей, и это обстоятельство сделало из нас завзятых театралов. Плеченог тоже пристрастился к театру, и из зрительного зала его невозможно было вытащить даже в буфет.
Мы с Плеченогом любили играть в Нюсином дворе. Это был очень старый двор, и люди в нем жили очень давно: еще до них там жили их родители, а до родителей — родители родителей. В этом дворе играла Нюсина мама с моей мамой, когда они были детьми.
У Нюси, мамы и папы была комната в коммунальной квартире, а рядом с ней еще одна, совсем маленькая, с отдельным ходом. В этой комнатке жил Нюсин дедушка, но он умер незадолго до войны. Комната, в которой жила Нюся с родителями, была тоже небольшая, но нам в ней было просторно. Тогда никто из наших знакомых не жил в двух комнатах, мы думали, что двух комнат в одной семье вообще не бывает.
Дом был большой, в нем жили разные люди, и среди них Эльза Францевна, незаметная такая старушка. До войны она была незаметная и в глубине души, возможно, тосковала по заметности. Тем более, что жила она одна, и даже у себя дома замечать ее было некому.
Потом началась война, началась оборона Одессы. Нюсин папа пошел в ополчение и стал еще больше похож на героя гражданской войны. Но он был мирный человек и так привык ко всему домашнему, что каждую свободную минутку прибегал домой, чтобы побыть в домашней обстановке.
Однажды Нюся потеряла ключи и попросила меня залезть в окно и отпереть входную дверь ключом, который висел в передней на гвоздике. Я был на подоконнике когда застрочил пулемет. Начиналась бомбежка, та, самая страшная, когда на Одессу налетело пятьсот самолетов.
Я немного задержался на подоконнике, чтобы посмотреть, откуда стреляют, и, когда снимал ключ со стенки, Нюся уже колотилась в дверь. Потом стук прекратился — они все побежали в бомбоубежище.
До сих пор я слышу этот стук в дверь. Он звучит громче разрывов бомб и пушечных залпов.
Когда началась эвакуация, Нюсин папа не представлял себе, как он останется без семьи. Он очень любил свою семью, и ему не хотелось с ней расставаться. А уехать с ней он не мог, потому что был в ополчении. Конечно, он уговаривал семью уехать, но не настойчиво, так, будто уговаривал ее остаться.
А тут еще Нюсину тетю тяжело ранило во время бомбежки, и нужно было за ней ухаживать.
И мама с Нюсей решили не уезжать. Они же не знали, что Гитлер убивает евреев.
Когда кончилась оборона Одессы, Нюсин папа пришел домой, но вскоре снова ушел, теперь уже навсегда, потому что его увели немцы. И сразу все жильцы дома по улице Бебеля (бывшей Еврейской) стали незаметными, а заметной была только старушка Эльза Францевна, которая вдруг оказалась не старушкой, а вполне крепкой женщиной, достойной своего нового звания: фольксдойч.
Нюся была еще маленькая для той взрослой жизни, которая в Одессе начиналась, и мама ее прятала в дедушкиной комнатке, задвинув дверь шкафом, как будто комнатки совсем нет. Но фольксдойч Эльза Францевна знала, но комнатка есть, и она распорядилась судьбой Нюси так, словно это была судьба ее собственная.
Нашелся человек, который был не прочь заработать на чужой беде. Он регулярно приходил к Нюсиной маме и брал плату за молчание. А когда платить стало больше ничем, он потребовал то, на что Нюсина мама согласиться ни могла, потому что Нюся была еще маленькая.