Схватки начались ночью. Мой благоверный случайно оказался дома и вызвал «скорую помощь», на которой прибыла мегера, невероятно злобная даже по нашим меркам.
— Что вы меня как собаку кличете! — вместо приветствия огрызнулась она на мужа, который вышел ее встречать на улицу.
В квартире она с порога набросилась на телефон, чтобы узнать адрес роддома, который принимает рожениц. И напрасно мы убеждали ее везти меня на Васильевский остров, где была вполне официальная договоренность с больницей, о чем имелась запись в моей медицинской карте, — стерва не слушала нас. И, только получив направление, она снизошла до объяснений и гнусным тоном выдала, что мосты разведены и на Васильевский остров нам при всем желании не попасть. Однако это не помешало в конце концов забросить меня через разведенные мосты в Купчино, в какую-то пропахшую краской, недостроенную или ремонтируемую больницу.
Из машины меня вынули на носилках. Как сквозь сон, я слышала, что мой муж ругался в приемном покое с медсестрой, которая не хотела принимать от него узелок с вещами. Потом меня куда-то несли, осматривали и опять ругались надо мной, потому что схватки прекратились и ребенку угрожала гибель, а операционной для кесарева сечения в больнице не было.
Может быть, я заснула или потеряла сознание, потому что вдруг снова оказалась в пути и подумала, что, наверное, мне все это снится. Утешало лишь то, что злобной стервы уже не было рядом, как не было и моего мужа, это тоже было неплохо — он раздражал своей беспомощностью и запахом перегара, который вызывал тошноту.
По рытвинам и ухабам меня так трясло, что отошли воды. Я металась на твердой лежанке в холодной луже, и в моем сумеречном сознании рождались какие-то зловещие кровавые видения: мерещилось, что я попала в лапы каких-то кровожадных маньяков, которые хитростью умыкнули меня, чтобы пустить на колбасу.
Очнулась я в солнечной больничной палате и долго не могла понять, где я и что со мной. Было состояние какой-то невесомости или прострации, и очень хотелось есть.
Появилась врачиха и сообщила, что у меня родился мальчик, который чувствует себя прекрасно. Я обрадовалась и сразу вдруг провалилась в сладкое забытье. У меня открылось кровотечение. Где-то сверху суетились врачи, делали уколы, капельницы для вливания, но меня это не касалось, я уходила от них все дальше в яркий солнечный простор, и возвращаться мне не хотелось…
Потом оказалось, что врачи боролись за мою жизнь больше суток. А тем временем вся родня металась в панике по городу, потому что меня не оказалось в той больнице, где накануне оставил муж, и никто не знал, куда же я подевалась. Меня не было в больницах, моргах, и даже милиция ничего не могла сообщить.
Только на третий день они нашли меня в Гатчине. Я и сама не подозревала, что там нахожусь, и очень злилась на родных, которые не приносят никаких передач. Я была убеждена, что супруг валяется где-нибудь пьяный и даже не удосужился сообщить моей матери о моем бедственном положении. В больнице не было даже ваты, не говоря уж о лекарствах. Кормили отвратительно, и постоянно хотелось есть. Я спала на полу, потому что спать в гамаке, который собой представляла сетка на моей кровати, после операции было невозможно, а жестких хирургических коек в заведении не имелось. Не говоря уже о чудовищной тесноте, духоте и грязи: в отделении не было горячей воды, приходилось мыться холодной, в результате чего у меня начался мастит. Хамски нерадивые медсестры, заезженные врачи, халатные акушерки и полное отсутствие уборщиц — нет, я не могла видеть все это без содрогания. А тут еще обнаружилось, что ночью, как татарское нашествие, нас атакуют черные полчища громадных усатых тараканов. От этих ужасов мне казалось, что нам с ребенком живыми отсюда не выбраться. А когда стало ясно, что мы находимся и вовсе в другом городе, у меня на нервной почве поднялась температура, и меня снова приковали к постели, то есть загнали в гамак. Сетка на кровати была настолько пролежанная, что почти касалась пола. Скандалить я уже боялась и только умоляла дозвониться до родни и оповестить их о моем местопребывании.
Я так извелась, что когда получила передачу, а потом увидела моего благоверного и маму под окнами больницы, то просто разрыдалась от благодарности и умиления.