Глаза усача округлились, и он вновь заскользил к дверям, но на сей раз как-то неуверенно. Я посмотрел ему вслед и вздрогнул. В плохо освещенном университетском вестибюле синий плащ магпола казался случайно залетевшей в помещение тучей, в лоскутах которой поблескивала текучая молния маски. Безразличный взгляд из ее глубин походя столкнулся с моим и, описав полуокружность, вернулся к вахтеру, который, старательно прямя спину, уже тараторил нечто подобострастное.
Я постарался выкинуть слугу Порядка из головы и быстро дописал в блокнот: «профессор — Трнт и Изм., факультативы, особая группа». Подумал и приписал «Гист и Хротлин». И мысленно хлопнул себя по лбу.
Возвращение вахтера я встретил, едва не поскуливая от нетерпения.
— Прошу прощения, но вы сказали «Гист», я не ослышался? Альвеныш — это он?
— О том и говорю. — Речь усача стала какой-то рассеянной. Он то и дело косился на вход, где, впрочем, из синего остался только гобелен, затейливая вязь на котором повествовала, кажется, о становлении факультета Воды. — То есть… да. Гист. А дружок его, Хротлин, — тот из орков. Парой все время ходили. Альвеныш задирает кого-то, а орчонок на подхвате. Псих он, этот Хротлин, вот что я вам скажу. Уф, — усы на мгновение взъерошились, но тут же опали под стремительным взмахом расчески, — как его вспоминаю, так вздрагиваю. Взгляд у него был такой… тяжелый, недобрый. Смотрит — и понимаешь: этот убьет — недорого возьмет. Вот от души говорю — хорошо, что классу этому особому конец пришел. Они, конечно, студенты, хотя и Хаосом меченные, но что-то их давно не видно. То ли господин Сейцель правду про того альва говорил, то ли прознали в деканате об их безобразиях, да отчислили, наконец.
— Ага, — промычал я, замирая от восторга и выводя «факультет прикрыли», — а остальных студентов Молтбаффа не припомните?
— Ой, да куда мне? Я и не запоминал никогда. В лицо помню, я почти всех студентов помню, а вот по именам…
— Что, неужели так много? — Гист мертв, с Хротлином я, к счастью, не знаком, но если они все — одна компания, хорошо бы знать, с кем еще придется столкнуться.
— Куда там… Четверо их было сначала, потом пятый присоединился. Юный мастер Фейгерт, тяжелой судьбы парнишка. Измененный, причем тряхнуло-то его, когда совсем уже в разум вошел. Беда, ох, беда…
— А еще двое?
— А еще двое, видать, лучшими не были. Как их зовут — не припомню, но на лекции они до сих пор ходят, и, кажется, по учителю не скучают.
— Позвольте вашу руку, Рикард, — радостно сказал я, — если бы вы знали, как сильно сейчас помогли! — Я вдруг понял, что кипевшая в жилах ядреная смесь нетерпения и счастья была тем самым рабочим азартом, который, как мне казалось, уже несколько лет задыхался на задворках души под гнетом рутины.
— Ну что вы, право слово! Очень был рад… — смущенный вахтер неловко помял мне ладонь и сделал вид, что страшно занят. Я залихватски махнул шляпой и бодро зашагал к дверям.
Инспектору хватило такта дать мне отойти на сотню метров от выхода и только потом устроить очередное вторжение в мою жизнь. Над аккуратным газоном кляксой проступил синий плащ, и, пока я удивленно моргал, магпол сделал несколько скупых и резких пассов, зримо всколыхнувших воздух вокруг нас.
— Прошу за мной, — бесстрастно прошелестела маска, — инспектор ждет.
Под покровом невидимости мы неторопливо прошествовали к знакомому паромобилю.
— Доброе утро, Брокк, — широкая спина пришла в движение задолго до того, как массивный магпол повернулся ко мне лицом. — Как продвигается расследование?
Я не стал ничего скрывать. Загадка Хидейка оставалась неразгаданной, а в деле о пропавшем принце магическая полиция могла оказаться ценным союзником. Поэтому я удобно устроился в паромобильном кресле и, периодически поглядывая в блокнот, пересказал инспектору рассказ вахтера.
— Что планируете делать теперь?
— Для начала — встретиться с Хидейком и обсудить дальнейшие планы, а позже поговорить с парой информаторов…
— Хорошо, Брокк, я вас понял. Поступим так — чтобы не терять время, профессора найдем мы. Уверен, он расскажет все, что знает о загадочном недоброжелателе и своих… необычных учениках. Я постараюсь прислать вам весточку, если вдруг обнаружится что-то полезное. Что-то не так?
Я опомнился и убрал с лица глупое удивление.
— Не знаю, с чего начать. Может, с вашего внезапного дружелюбия?
— Брокк, — по поверхности маски пробежала легкая рябь, — не знаю, что вы себе напридумывали, но мы вам не враги и никогда ими не были. Откровенничать, конечно, не стану, просто знайте — мы не меньше вашего ждем возвращения принца и сделаем все возможное, чтобы оно состоялось. Примите это к сведению и верните себе деловой вид. Ну и расскажите, что за дела у вас с Тронутым цвергольдом и его юной подружкой-воровкой?
Сердце екнуло. Я не сомневался, что нахожусь под колпаком, но до сих пор не представлял, что под таким узким.
— Они тоже копают это дело… с другой стороны.
— Сегодня их видели у вимсбергской штаб-квартиры Вольных алхимиков, — кажется, инспектор даже не издевался, — насколько я понимаю, цвергольд задействовал профессиональные связи. Да успокойтесь вы, наконец, Брокк. Тронутые алхимики нас не интересуют. Мы занимаемся Тронутыми-магами и только ими. И примите дружеский совет — когда в следующий раз захотите соврать — не нужно. Ни к чему хорошему это не приведет.
Значит, про девчонку он знает, а про ее особенность — нет. Ощущая себя преступником, я подавил сильнейшее желание немедленно выложить всю правду и понуро кивнул.
— Вот и ладно, — басовито прожурчала маска. — Ну что ж, не смею вас задерживать. С вами свяжутся.
Пару раз подпрыгнув на расшатавшихся булыжниках мостовой, паромобиль умчался прочь, а я, попрощавшись с приподнятым настроением, отправился на поиски извозчика. Вдыхая густой и влажный воздух, я вдруг понял, что дождь вот-вот вернется. И угадал — не прошло сегмента, как небо набухло тучами и привычно залилось холодными безразличными слезами.
Глава 31, в которой читатель присутствует при разговоре, случившемся накануне
Путь был недолог, но Хидейк, решимость которого была куда сильнее изможденного тела, успел насчитать лишь десяток мерных покачиваний кареты, прежде чем сон исподтишка обволок его и утащил на окраины мира грез. Там, в слепяще-едких клубах серого дыма, альв брел по бесконечной дороге среди невидимых деревьев, а где-то в ветвях змеился кошмар с лицом недавнего убийцы. Из пустых глаза мертвеца сочился мутный туман, а ввалившийся рот раздирали беззвучные проклятия. Больше всего на свете Хидейку хотелось опустить голову, но он понимал, как понимают лишь спящие, что шея не послушается. Ничто не ждало впереди, и ничто не могло его спасти.
Кроме, пожалуй, толчка кареты, возвестившего об окончании поездки. Тоскливый дымный лес бесследно растворился в вечернем воздухе, и альв, опершись на вовремя возникшую руку кучера, сошел на мягкую, влажную от дождя лужайку, которая казалась родной сестрой его собственной. Что, конечно, было немудрено, ведь за обеими ухаживал один и тот же садовник. Хозяин усадьбы с давних пор дружил с Хидейком и очень ценил установившуюся промеж них традицию одалживать особо одаренных слуг.
Громоздкий посох остался в карете, а на его месте в руке юноши возник строгого фасона, хотя и чуть округлый зонт. Чуть впереди сумерки пугливо обтекали блестевший от воды черный плащ Шааса. Казалось, телохранитель застывал без движения, но проходило несколько мгновений — и он оказывался в ином месте, в иной позе и смотрел на мир под иным углом. После третьего рывка альв почувствовал, как в голове становится пусто и гулко.
— Шаас… — старательно укрощая собственный голос каркнул он, — ты не мог бы… не так мелькать?
Ящер даже не подал виду, что слышал хозяина, и Хидейк, головокружение которого грозило перерасти в тошноту, до половины прикрыл лицо зонтом и двинулся вперед по тропинке, освещенной уютными фонариками. Чья-то педантичная рука расставила крохотные светильники на равном расстоянии друг от друга и сделала все, чтобы ни одна сила этого мира не поколебала гармонии мерцающих линий. На столбах, основания которых покрывал искусный орнамент, висели старшие товарищи фонариков, намертво сросшиеся с едва заметной паутиной газовых трубок. Чем ближе подступала ночь, тем ярче освещалась дорога, и вскоре молотка на двери усадьбы коснулась сначала непомерно длинная тень, а чуть позже и бледная рука позднего гостя.