Я пожал плечами. Хотя я и не сомневался во врожденной изворотливости сына миррионского дипломата, сейчас у меня не было иного выхода, кроме как поверить ему. Причин скрывать нечто полезное для расследования у моего клиента вроде бы не было.
— Отлично. — Я отвел взгляд от нанимателя и обвел им остальных. — Ну, тогда говорить буду я. В недалеком прошлом — а точнее в самый день взрыва, на балу в посольстве моему хорошему знакомому стало известно, что советник боргнафельдского принца Артамаль ил-Лакар за спиной своего ученика и патрона проворачивал некие дела, которые, судя по всему, ни принца, ни его отца не касались.
— Внушает, — покивал цвергольд без тени иронии, — вот только что это были за дела?
— Закупка пороха, — наморщила лоб Ларра. — Альбинос говорил, что делает это по воле Боргнафельда, но верительных грамот с него никто на моей памяти не требовал. Я, конечно, не того полета птица, чтобы интересоваться такими вещами, но Старшая сестра знает о местной политике куда больше моего. Уж если она поверила ему без лишних бумажек, не знала ли она, с кем говорит?
— Эх, не спросили, пока могли, — досадливо сморщился Карл, — но теперь уж поздно. Не тащить же за собой всю компанию. А звучит-то разумно.
— Верно. — Я понял не все, но суть уловил, — в историю с порохом Артамаль вписывается слишком уж хорошо. Добавим сюда еще одну историю, которую рассказал мне знакомый — о том, как за какой-то оборот до взрыва Его Высочество устроили Артамалю взбучку за то, что тот без его ведома решил купить наш старый добрый сталеплавильный завод. К несчастью, никаких подробностей я так и не получил. Но, согласитесь, наблюдается определенное сходство в манере действовать…
— И наглости, — угрюмо кивнула орчанка.
— Это все? — спросил Хидейк, чьи брови насмерть сошлись в борьбе за переносицу.
— Нет, — я не смог подавить возбужденную улыбку, — во время той же ссоры Артамаль совсем вышел из себя и заявил Тродду, что у него есть и другие ученики, куда лучше принца!
Все притихли.
— То есть, — осторожно подал голос Карл, — в морг можно и не ехать? Мы нашли злодея?
— Боюсь, что ехать нужно, — пробормотал Хидейк. — Пусть сомнений почти не осталось, но избавиться от них нужно полностью.
Оброненная Гейнцелем крошка информации насытила нас на долгое время — в салоне повозки воцарилось молчание. Сквозь шум дождя было слышно, как скрипит о ворчащую деревянную скамью прорезиненный дождевик — извозчик ерзал, устраиваясь поудобнее. Звуки мешались меж собой, сплетались в скучную и удивительно уютную мелодию, которая обволокла меня мягким одеялом и понесла прочь…
Колесо повозки угодило в щербину. Булыжник — хорошее оружие в драке, всегда близкое, когда под ногами мостовая. На проспекте Возрождения даже слепой бы понял, как долго ему добираться до порта — чем тяжелее и солонее становился воздух, тем больше дыр зияло в дорожном покрытии. Дрались здесь часто и с удовольствием. Дрались враги, друзья и даже деловые партнеры — у морского люда добрая зуботычина подчас заменяла рекомендательное письмо.
Впрочем, в бурлящем котле портовой жизни был свой островок спокойствия, от которого шумный народ держался подальше, и звался он скромно — кварталом Порядка. Здесь не только преступники, но и более-менее честные граждане теряли разговорчивость и стремились скорее вновь нырнуть туда, где под ногами не хватало булыжников, а грязь местами переливалась оттенками красного и зеленого.
Виной тому было вовсе не полицейское управление — мрачное здание из крашенного черным кирпича, с крикливой желтой эмблемой над входом. Нет, туда-то темные личности заходили легко. Не любили, конечно, но и в особенный трепет не впадали перед некогда могучей силой, ныне растерявшей зубы в стараниях откусить побольше от всего без разбору.
Нет. Не мирской закон пугал прохожих, но белая с затейливым синим орнаментом на стенах башня, с силой пронзавшая плаксивое небо. В народе штаб-квартиру Магической полиции звали Безнадегой, и это ее зловещий силуэт заставлял ежиться плечи нечистых совестью одушевленных.
Но к счастью, наш путь лежал именно в полицейское управление, и подлая щербина в мостовой, что вырвала меня из мирной дремы, была всего в десятке метров от стоянки повозок. Нимало не колеблясь, извозчик ловко направил лошадей к узкому проему между двумя широкими паромобилями.
— Не думаю, что стоит лезть туда толпой, — хриплым спросонья голосом сказал я, — Карл, Лемора, останьтесь здесь.
— Это почему? — вскинулся цвергольд.
— Чем больше народу, тем больше болтать на входе. Да и что вам двоим там делать? Хидейк знает Артамаля лично, Шаас от него не отходит, Ларра видела Альбиноса. Они узнают и сравнят личность.
— А ты?
— А я веду это дело, знаешь ли, — я пошарил за пазухой в поисках верного блокнота. — Чем больше вижу и слышу, тем больше понимаю.
— Резонно, — подал голос Хидейк. Он уже вылез из повозки и теперь щурился на яркие фонари, в изобилии наставленные вокруг участка. — Позвольте, — альв галантно подал руку Ларре и та с подчеркнутым безразличием на нее оперлась. Лемора быстро дернулась следом и движением опытной воровки цапнула из ранца орчанки темный сверток. Я придержал шляпу и двинулся вслед за компаньонами.
— Кроме того, — заявил я, зачем-то продолжая разговор в отсутствие Карла, — я — единственный, кто может провести вас внутрь без лишней суеты и притом на законных основаниях.
— Как это на законных? — удивился Хидейк.
— Вот так. Мой добрый друг Гейнцель Ройм из Ратуши столь сильно любит канцелярский язык, что временами в нем тонет.
— Мастер Брокк, довольно этих загадок! Неужели вам кажется, что нам их мало?
— Прошу прощения, — я понял, что и впрямь переборщил с самодовольством, — проще говоря, чиновник, что выдал мне разрешение на осмотр развалин посольства, допустил очень ценную неточность.
Ларра не проявила к моим излияниям ни малейшего интереса, и я протянул бумагу сразу альву.
— «…Позволяется осмотреть последствия взрыва», — вслух прочел Хидейк последнюю строчку и просиял, — великолепно! С этой бумагой вы можете сунуть нос куда угодно!
— И не только свой, — вновь довольно ухмыльнулся я, с силой грохая в дверь кулаком, — на пепелище нас пропустили с Карлом и Леморой. Но сейчас мне бы не хотелось вести их за собой. Бумага бумагой, но соваться в полицию с Тронутым и воровкой — перебор даже в столь исключительных обстоятельствах.
— Я вся горю от счастья от вашей находчивости, — едко процедила орчанка, — но, по-моему, эту бумажку не худо бы предъявить, — ее подбородок дернулся в сторону хмурого регистратора, что выглянул на мой стук и моментально съежился под козырьком двери. Косматые брови раздраженно подрагивали, а нос морщился, словно собирался вот-вот чихнуть. Дождь настолько досаждал бедняге, что он удовольствовался внимательным чтением бумаги и моего имени в паспорте, а мои спутники удостоились лишь нетерпеливого взмаха руки. Едва мы вошли в теплый, пропахший чернилами и дешевым паркетом вестибюль, полицейский резко влетел за нами и с грохотом захлопнул дверь.
— Что за последствия-то? — вместо приветствия сгундосил регистратор и нервно зашарил по карманам. На кончике его носа появилась и принялась набухать прозрачная капля.
— Тела. Мне нужно, чтобы эти двое опознали пару тел.
Капля дрогнула и навалилась на густые усы. Полицейский так резко сунул руку в очередной карман, что я испугался, как бы она не воткнулась ему под ребра.
— Вовремя вы, — раздраженно фыркнул он, — там сейчас как раз маски лепят. Завтра хоронить повезут.
Тут лицо его озарилось радостью. Из недр очередного кармана он жестом фокусника выдернул и встряхнул хорошо попользованный носовой платок, наметил на нем чистое место и нанес докучливой капле и ее затаившимся товаркам трубный решительный удар.