— Я задам вам несколько вопросов, Хлоя, — обратилась к ней адвокат обвинения, Эми Мэддок. — Вы не возражаете?
У Эми двое детей, и сейчас она разговаривает с Хлоей тем же голосом, каким не раз их обманывала: «Вот увидишь, иголочка уколет совсем не больно!»
— Нет.
— Пожалуйста, остановите меня и задайте вопрос, если что-нибудь будет непонятно.
— Ладно.
— Вам знакома эта женщина? — Костлявый палец Мэддок шампуром воткнулся Джоанне в грудь. Значит, девочка ее все-таки видит. И без того плохо после всего, что случилось, — но постоянно находятся вещи, которые сталкивают все дальше и дальше в пропасть. Судебная художница тщательно работала над зарисовками: взгляд на бумагу — взгляд на Джоанну. Поскрипывание карандаша по бумаге перекрывало все остальные звуки в просторном зале суда.
— Да, — ответила Хлоя.
— Откуда вы ее знаете?
— Она крутила роман с моим папой.
Ого, даже ребенок знает, как это называется.
— Когда вы с ней познакомились?
— Я застала их в спальне в Эдинбурге.
— Вы «застали их в спальне»? Кого — их? И что они делали?
— Протестую! Подобные вопросы не отвечают интересам ребенка.
Адвокат Джоанны, Мэттью Маркс, держался высокомерно и нагло. Жалко, что она не выбрала защитника с голосом поприятнее. Этот разговаривает как злодей из детского фильма.
— Протест отклоняется. Хлоя, вы можете ответить, если хотите, но я думаю, мы понимаем, что вы имели в виду.
Джоанна опустила взгляд на свои колени, пытаясь выровнять дыхание. Не отвечай, не отвечай. Ты не обязана отвечать.
— Я бы хотела ответить.
Джоанна невольно подняла глаза на экран. На этот раз голос Хлои звучал совсем не по-детски — обличающий, даже зловещий. Она перевела взгляд с Джоанны на судью, женщину лет шестидесяти. Адвокат рассказывал Джоанне, что оба сына судьи женаты, имеют детей и работают врачами. И судья, и адвокат обвинения — обе хорошие матери.
— Они занимались этим в постели родителей. Потом я узнала, что она таскалась за папой уже девять месяцев.
Судебная художница заскрипела карандашом: новая реакция на сказанное свидетелем — новая страница альбома. Карандаш, ластик, подуть на страницу, смахнуть катышки от ластика, снова карандаш, взгляд на Джоанну, взгляд — на бумагу. Интересно, кого сейчас она видит перед собой? Художница, тоже наверняка прекрасная мать, всматривалась в лицо Джоанны, своим прищуром словно отвечая на вопрос: суку-убийцу.
У Джоанны чесался нос, но ей было велено его не чесать. Не чесать нос, не вертеться и ни при каких обстоятельствах не улыбаться. После этого ей и самой было не до улыбок, но ежедневный инструктаж Алистера (не чесаться, не вертеться и много всяких других «не») основательно вдолбил в нее этот последний запрет. Не улыбайся, не улыбайся, помни про Фокси-Нокси и про Линди[1]. Джоанна твердила про себя эти слова, и они помогали не думать о главной проблеме — о том, что чешется нос. С чего бы тебе улыбаться? Ни в коем случае этого не делай.
Наконец зуд утих. Она повернулась лицом к экрану и сосредоточилась: она должна выглядеть вменяемой, выглядеть адекватной.
Хлоя посмотрела ей прямо в глаза.
— Моя мама очень хорошая, — сказала девочка. — Они с папой были счастливы, пока не появилась вот эта.
6
Джоанна
15 февраля
Джоанна обернулась посмотреть на Ноя. Он крепко спал на боку, прижавшись щекой к одеяльцу.
— Погибель женщинам растет, — улыбнулась Джоанна. Она так любила Ноя, когда он спал.
— Он станет премьер-министром, — заявил Алистер.
— Шотландии!
— Думай, что говоришь!
Алистер был ярым сторонником Лейбористской партии. Окончив Мельбурнский университет с дипломом политолога, званием магистра делового администрирования и твердым намерением сделать карьеру, из мелкого пиарщика в городском совете он вырос в политического советника кандидата в парламент от Лейбористской партии в штате Виктория. Со своей предвыборной задачей Алистер справился настолько здорово, что и британская Лейбористская партия тоже решила воспользоваться его услугами. Отец Алистера был шотландцем, поэтому с получением гражданства проблем не возникло. Робертсон-младший проработал два года в Лондоне, а потом был откомандирован в Шотландию: тамошние лейбористы нуждались в чудо-пиаре. Он обладал необходимыми рычагами влияния и пользовался уважением, что делало его, как справедливо отметил в своем блоге Джеймс Мойер, беспроигрышным кандидатом в парламент на следующих выборах.
1
Фокси-Нокси — прозвище Аманды Нокс, американской студентки, признанной виновной в убийстве университетской подруги и осужденной на двадцать шесть лет тюрьмы. Линди — Линди Чемберлен, австралийка, приговоренная к пожизненному заключению по обвинению в убийстве своего двухмесячного ребенка. Обе женщины через несколько лет были оправданы, а главным поводом для подозрения в обоих случаях стало неадекватное поведение подсудимых: Аманда Нокс вела себя слишком раскованно и самоуверенно, а Линди была подозрительно спокойна и сдержанна. —