— Ты должна сосредоточиться, — сказал он. — От того, как мы будем вести себя дальше, зависит вся наша жизнь. Не вертись и не оглядывайся на машину. Смотри прямо перед собой и ничего не говори. Я перечислю факты.
Руки отчаянно тряслись. Джоанна подсунула их под себя и устремила взгляд вперед, как велел Алистер. Равнина, плоская и желтая, казалась бескрайней, а может, и была такой на самом деле. Ни деревца, ни кустика. Ни пасущихся животных. Горячий ветер, раздувая далекие пожары, гнал на юг мрачно-коричневые тучи пыли и ерошил волосы. Клочок пепла танцевал перед лицом, вверх-вниз, вверх-вниз, а потом опустился ей на правую лодыжку. Джоанна словно приросла к месту, она не могла пошевелиться, да и не хотелось. Хотелось остаться здесь и умереть. Может, и правда удалось бы так — умереть от жажды на обочине дороги и никогда не возвращаться в ту машину. Может, если она попросит Алистера, он согласится оставить ее здесь? Она обязательно его попросит. Вот сейчас он закончит говорить, и она сразу попросит. Надо только дослушать, что он там расписывает, как обычно, по пунктам: факты, план действий, способы осуществления.
Стоп, какие, к черту, действия? Чем вся эта чушь может им теперь помочь?
Ее мысли прервал голос Алистера. Тот, как всегда, перечислял факты по пунктам. Она не поворачивалась к нему и не переводила на него взгляда, но боковым зрением видела, что он вытянул руку и отогнул большой палец:
— Первое: Ной мертв.
Голос ровный, уверенный, твердый. Указательный палец разогнулся и присоединился к большому, пульсирующему бедой.
— Второе: в этом виноваты мы.
Пальцы у него были слишком короткие. И толстые.
— Третье: кого-нибудь из нас или даже нас обоих обвинят в преступной халатности, а возможно, в непреднамеренном убийстве или даже в преднамеренном, особенно если учесть, как ты вела себя в самолете.
Да, но она ведь и в самом деле убила Ноя. Ее должны судить за это. Если не получится остаться здесь, чтобы умереть от жажды, можно рассчитывать на второй вариант — провести остаток жизни в тюрьме. Она чуть не нарушила правила и не произнесла это вслух. Вот бы полиция приехала прямо сейчас и забрала ее отсюда. Когда они придут, она натянет футболку на голову, и ей больше не придется смотреть на ту машину.
— Четвертое: один из нас или мы оба сядем в тюрьму. На год или, может, на пять, а то и на всю жизнь.
Сядет только она, она одна. С Алистером все будет в порядке.
— Пятое: любая щекотливая ситуация оставит меня без работы. Это пагубно отразится на имидже партии. И возможно, я больше никогда не смогу устроиться на службу.
Он поднял другую руку, чтобы продолжить счет. Его движения стали быстрее, а тон — жестче.
— Шестое: ты больше никогда не сможешь преподавать.
А, так вот почему изменились темп и тон: теперь он говорил о ней. Алистер злился на нее. Оно и понятно. Ведь это она убила его сына.
— Седьмое: тебя вообще больше никогда не допустят к работе с детьми, ни в каком качестве.
Ну и что с того? Все равно она умрет здесь, на этой насыпи. Правда, если умирать от жажды, то на это уйдет очень много времени. Дня два или три, она точно не знала. Если молиться, возможно, ветер изменит направление и пригонит огонь сюда, к ним.
Джоанна закрыла глаза и стала читать единственную молитву, которую смогла вспомнить.
Исповедую перед Богом Всемогущим
и перед вами, братья и сестры,
что я много согрешила
мыслью, словом, делом и неисполнением долга:
моя вина, моя вина, моя великая вина.
Поэтому прошу Блаженную Приснодеву Марию,
всех ангелов и святых, и вас, братья и сестры,
молиться обо мне Господу Богу нашему.
Она открыла глаза. Ветер не услышал ее молитвы, пламя и дым были по-прежнему далеко. Огонь не поглотит ее.
Вместо этого она достанет из багажника пакет с логотипом магазина дьюти-фри, наденет его на голову и завяжет на шее шнурками от кроссовок.
— Восьмое: тебе могут вообще запретить приближаться к детям.
Тоже понятно. Она ведь убила грудного младенца. Своего собственного грудного младенца.
— Девятое: тебе могут запретить рожать других детей.
Других детей. Рожать других детей. Да, он только что произнес это вслух.
— И самое главное, десятое: нас могут лишить права увидеться с Хлоей. Права опеки мы теперь точно не получим, а это значит, что ее отдадут на государственное попечение и она останется без родителей. Сирота в четырнадцать лет. Моя родная дочь. А теперь еще и единственный мой ребенок. Малышка Хлоя.