Я надеюсь, что они опередят полицию.
Открываю дверь к Хлое. Она спит в обнимку с коричневым медвежонком — подарком Алистера на шестой день рождения. Я заглядываю к ней хотя бы раз за ночь, посмотреть на свою взрослую девицу — уже почти женщину, спящую как маленькая. Смешная и трогательная, вцепилась в плюшевого зверя, вытершегося до набивки за восемь лет слез и объятий. Хлоя злится на отца за то, что он не пытается с ней повидаться (ну или пытается, но слабо), но винит не его, а Джоанну. Девочка скучает по отцу. Как и большинство детей в подобной ситуации, она мечтает о том, что в один прекрасный день Джоанна исчезнет и наша семья снова станет как раньше. Я уже и не упомню, сколько раз она спрашивала, не могу ли я хотя бы попытаться вернуть его.
— Этого не будет, — каждый раз говорю я ей, еле сдерживаясь, чтобы не рассказать, что я на самом деле о нем думаю.
Мне трудно, чудовищно трудно сдерживаться, но ей будет проще стать счастливым человеком, если она сможет и дальше любить отца и восхищаться им. А если теперь он отнимет у меня Хлою? Если родители не доберутся сюда раньше, чем полиция, меня арестуют, а Хлою просто возьмут и отдадут ему. Даже если он сейчас в шоке и убит горем, он — ее ближайший родственник после меня, так что такая вероятность существует. Этого нельзя допустить. Я возвращаюсь на кухню и наливаю себе еще бокал, выпиваю его, иду к Хлое и присаживаюсь на край кровати.
Я провожу ладонью по ее челке. Чего я только не придумывала, чтобы перестать видеть в ней его копию. Темные ресницы у нее — от бабушки, а не от него. Мне всегда нравилась его мама, и, вернувшись в Австралию, я сделала все, чтобы они с Хлоей виделись. Обычно они встречаются где-нибудь в центре, и Хлоя всегда возвращается с кокосовыми ирисками и пакетами с подарками.
Она хмурится во сне. Опять папа снился — так она скажет, когда проснется. «Мы просто обедали вместе, ничего такого, он сидел рядом и ел» — или что-нибудь в этом роде.
— Хлоя, — шепчу я.
— Ммм?
Она поворачивается на другой бок, вместе с медвежонком.
— Хло. Проснись, моя хорошая. Мне нужно тебе кое-что сказать.
— Мне снился сон, — говорит она, не открывая глаз, но проснувшись настолько, чтобы спохватиться и спрятать медведя под одеяло.
— Случилась беда, — говорю я, взяв ее за руку.
Она открывает глаза и садится.
— Что?
— Малыш Ной пропал.
— Как это — пропал?
— Кто-то забрал его из папиной машины, пока папы в ней не было. Сегодня вечером, в Пойнт-Лонсдейле.
Она одевается за считаные секунды, на ходу соображая, чем можно помочь. Она хочет немедленно отправиться на поиски и не понимает, почему я до сих пор не собралась.
— Может, он пополз и сам выбрался из машины? Поехали скорее! Будем его искать!
Я открываю рот, чтобы объяснить ей, что двухмесячный ребенок никак не мог сам выползти из машины, но в этот момент раздается стук в дверь.
Полицейские подозревают, что Хлоя меня выгораживает, — они считают, что я учу ее врать. Молодая тонкогубая женщина в очках поглядывает на нее всякий раз, когда я отвечаю на их вопрос. Я слежу за ее взглядом и с сожалением отмечаю, что Хлоя и в самом деле ведет себя так, как будто я научила ее правильным ответам.
— Да, мы весь вечер были дома, — говорит она.
— Нет, нас больше никто не видел, — и посматривает на меня, словно спрашивая: «Я правильно сказала?»
Я с ужасом жду, что сейчас она расскажет им про то, как я оставила ее одну, чтобы сбегать за лепешками. Этот факт снимет с меня подозрение в похищении, но зато подтвердит другое, давнее: что я — никудышная мать. Хлоя ничего об этом не говорит. Отличное решение, Хло, думаю я.
Они не рассказывают мне ничего сверх того, что я знаю и без них. В последний раз ребенка видели в прокатной машине в Пойнт-Лонсдейле около восемнадцати пятидесяти.
Мужчина с бакенбардами хочет, чтобы я рассказала им о своих отношениях с Алистером. Я прошу Хлою пойти в гостиную и посмотреть там телевизор. Она закатывает глаза — возмущается, что ее выпроваживают, злится, что мы сидим на кухне и разговариваем вместо того, чтобы бежать на поиски, — но все-таки удаляется, прикрыв за собой дверь.
Я понимаю, что нужно быть очень осторожной. Я долго готовилась сообщить эту историю незнакомым людям, но теперь надо быть во сто крат внимательнее, чтобы не показаться стервой-психопаткой. Я понимаю, что мне нужно быть осторожной и что из-за этого понимания как раз и рискую показаться стервой-психопаткой.