Или Поле Отчаяния — там?
На этом шоссе было много Полей Отчаяния.
Вдали виднелись заплатки выжженной земли — шрамы от пожара, не пожелавшего ее убить.
Дорога до моста Уэст-Гейт заняла около часа. Алистер мог бы сказать ей, что они ехали три часа. А мог бы — что десять минут. Для Джоанны это шоссе было черной дырой.
Он высадил ее у трамвайной остановки в Северном Мельбурне.
— Встретимся тут же в два? — предложил он, целуя ее на прощанье.
— Хорошо.
— Слушай, что, если тебе купить красивое белье, чтобы немного развеяться? У меня есть для тебя сюрприз.
И он уехал.
На остановке все на нее смотрели. Сначала Джоанна думала, что у нее задралось платье или что-то в этом роде, но потом она вспомнила, что знаменита, и натянула кепку пониже. Бесполезно — ее все равно узнавали. Большинство отводило взгляды, когда она их перехватывала, но одна женщина сочувственно кивнула, другая дотронулась до ее плеча и сказала что-то об Иисусе.
Когда девятнадцатый наконец приехал, она прошла в самый конец, опустив голову как можно ниже. Села у окна и прислонилась лбом к стеклу, чтобы никто не пытался с ней заговорить. Трамвай катился по тенистому университетскому пригороду Парквилл. Где-то она это название слышала. Ах да, здесь живет та старая дама, которая сидела за ней в самолете. После университета улицы стали уже не такими зелеными: куча машин, одноэтажные магазинчики и дешевые забегаловки, где можно выпить кофе и съесть фалафель, и среди всего этого — даже лавка торговца оружием. Потом за окном замелькали хаотично понатыканные викторианские домики, а за ними — просветы попросторнее и дома повыше и посолиднее.
Когда трамвай подошел к нужной остановке, Джоанне пришлось снова пройти мимо всех оставшихся в вагоне пассажиров. К ее ужасу, все они смотрели на нее с сочувствием. Выскочив на тротуар, она побежала, следуя маршруту, который загрузила в телефон. Дом Александры был в трех кварталах от остановки.
У таблички «Портвелл-стрит» Джоанна остановилась отдышаться. Вот тут живет Александра. Сейчас они встретятся, лицом к лицу и поговорят — впервые в жизни. Если не считать телефонного звонка прошлой ночью, Джоанна ни разу не общалась с Александрой. Она только написала ей однажды электронное письмо. Семнадцатая версия черновика выглядела так:
Александра,
я очень сожалею, что обманула вас и причинила вам боль. Мне очень стыдно, и я никогда не прощу себя за это.
Джоанна
Она не стала его отправлять. Слова ничего не значили и были смешны и ничтожны. Шестнадцать предыдущих попыток выглядели еще хуже. Да и что ни напиши, получится, что она себя защищает и выгораживает. Что целый месяц ничего не знала, знала только, что в семье Алистера не все ладно, что целых девять месяцев ей удавалось избегать постели Александры, что раньше она никогда в жизни никого не обманывала, никогда не уводила чужого мужчину, никогда не испытывала ненависти к себе? Нет, не существовало таких слов, которые придали бы смысл и вес ее извинениям, не было такой формулировки, которая сделала бы ее поступок менее мерзким и отвратительным.
Большинство домов здесь были обшиты вагонкой, — разноцветные, разной формы и размера. Дом Александры, четвертый слева, оказался кремовым одноэтажным бунгало с открытой верандой с голубыми наличниками. Двор окружал белый штакетник, а дорожка, идущая вдоль веранды, выглядела слегка запущенной. С виду это был счастливый дом — красивый и уютный.
Джоанна сняла кепку и очки, убрала в сумку. Сделала глубокий вдох и пошла по дорожке — мимо веранды, мимо витражных окон, к входной двери. Она постучала и услышала, как внутри выключили музыку, раздались шаги, дверь открылась… На пороге стояла она — спортивные штаны из лайкры, майка без рукавов и беговые кроссовки. Стройная, подтянутая, без косметики. Когда Алистер говорил «тело попышнее», он, вероятно, имел в виду «сиськи побольше». Грудь у Александры была не меньше третьего номера, высокая и красивая. Вообще она выглядела сейчас моложе Джоанны, хоть и была на двенадцать лет ее старше. В последнее время Джоанна старалась не смотреться в зеркало, но когда случайно ловила краем глаза свое отражение, то видела перед собой изможденную тощую развалину с красными глазами в черных ввалившихся глазницах. На ребрах не осталось ничего, кроме кожи, а тазовые кости выпирали наружу, острые, как локти. А Александра была гладкая, свежая, с хорошей стрижкой и без мешков под глазами. Она не улыбнулась Джоанне и не попыталась ее обнять.