— Вы читали «Анну Каренину»? — неожиданно для себя вдруг спросила она.
— Я смотрела фильм. Не тот, где Кира Найтли.
— С Софи Марсо?
— Это которая француженка?
— Ага, это самая лучшая экранизация, но книга — боже, в школе я была на ней просто помешана, перечитывала каждый год, а потом и своих учеников ею изводила — но это только до Алистера. С тех пор как появился он, я ее даже в руки взять не могу. Раньше я не задавалась вопросом, почему я так резко к ней охладела, но теперь-то знаю, что все дело в основной идее. Что на чужом несчастье счастья не построишь.
Александра поставила чайник и насыпала во френч-пресс свежего кофе — знак того, что Джоанна может продолжать.
— Алистер не понимает эту книгу. Говорит: «Какая идиотка станет бросаться под поезд без всякой причины?»
— Он не книгу не понимает.
Джоанна вздрогнула. Почему она не поговорила с этой женщиной сразу, как только узнала о ее существовании? Впервые за четыре года она ощущала себя нормальным человеком.
— Вы не алкоголичка и не сумасшедшая, — вдруг сказала Джоанна.
— Ну, это спорный вопрос.
— Вы хорошая мать.
— В этом у меня тоже есть сомнения.
— Алистер был хорошим отцом?
— В теории — да.
— Вы посчитали, что Хлое будет лучше без него?
— Я посчитала, что мы с моими родителями нужны ей больше, чем он.
Джоанна напряглась, подумав о своем отце. Укрыл ее вечером одеялом, а наутро исчез.
— Он целый месяц не говорил мне о вас. А когда наконец рассказал, я уже… Но это, конечно, не оправдание.
Александра замерла с кипящим чайником в руках и посмотрела на Джоанну — в первый раз.
— Я этого не знала, — произнесла Александра. — Это оправдание. Но срок действия у него был всего месяц.
Джоанна медленно кивнула. Александра оказалась занятной, умной, даже мудрой. Они могли бы стать лучшими подругами — при других обстоятельствах. Разумеется, это лишь мечты, но Джоанне все-таки хотелось понравиться Александре — или хотя бы наладить с ней контакт.
— До него я не была лгуньей, — сказала она. — А теперь только и делаю, что вру.
Александра поставила на стол кружки и молоко.
— Может быть, вы и не сумасшедшая, а вот я — точно, — продолжила Джоанна, которую нисколько не смущало, что Александра ей не отвечает. — Я никогда не могу ни на что решиться. Сейчас думаю одно, а через секунду — уже совсем другое… Прошлой ночью я звонила своему психологу в Глазго. Подозреваю, что она постарается сегодня же засадить меня в психушку. Я сказала ей, что застряла в треугольнике судьбы.
Александра удивленно приподняла бровь:
— Вам с молоком?
Джоанна кивнула.
— В последнее время, если Алистер где-то рядом, я прямо вижу линии этого треугольника.
— Жертва, Преследователь, Спасатель, — сказала Александра.
— Вы тоже про это знаете?
Александра присела на табурет рядом с Джоанной. Отпила кофе и спокойно произнесла:
— Если вы пришли для того, чтобы сказать, что сожалеете о том, что сделали, то мне этого не нужно. У меня все хорошо.
Было видно, что Александра говорит правду: у нее все хорошо, и в ее доме — тоже.
— Несчастное, ничтожное слово «сожалею», но да, я в самом деле сожалею, очень, — сказала Джоанна. — И, честно говоря, еще больше я сожалею о себе самой. Но я здесь не для того, чтобы просить прощения.
— Тогда для чего?
— Тут сразу несколько причин. Перед тем как что-нибудь сделать, я хотела посмотреть, как тут у вас… Как тут Хлое. — Джоанна тут же поняла, что ляпнула глупость, бестактность, и, поняв, съежилась, захотела исчезнуть.
Александра поднялась из-за стола. Если между ними и протянулась тонкая ниточка, то теперь она оборвалась.
— Может быть, предоставим подобные проверки работникам социальной службы? — холодно спросила она.
— В том-то и дело, — спохватилась Джоанна. — Я не хочу, чтобы был суд. Теперь, когда я побывала у вас дома, я точно знаю, что не хочу, чтобы Алистер забирал у вас Хлою.
Александра снова обошла стол и остановилась напротив Джоанны.
— Он и не собирается ее забирать. Разве он вам не рассказывал, что приезжал поговорить со мной и что мы вместе все решим?
Джоанну бросило в жар. Алистер снова сообщил ей информацию, не соответствующую действительности. Ей он сказал одно, а Александре — другое. Она покачала головой: сколько же можно этому удивляться!