Дженни нарядила малышек в новые красные вельветовые комбинезоны и полосатые футболки.
— Никакого садика, — уверенно заявила Бет.
— Никакого садика, — радостно согласилась Дженни. Она быстро надела слаксы и свитер, и все трое спустились вниз. Только что пришла уборщица. Она была тощая, с несоразмерно сильными руками и плечами. Маленькие глазки на одутловатом лице глядели настороженно. Казалось, что женщина редко улыбается. Волосы, заплетенные слишком туго, как будто натягивали кожу лица, лишая его всякого выражения.
Дженни протянула руку.
— Вы, должно быть, Эльза. Я... — Она произнесла было «Дженни», но вспомнила о раздражении Эриха, когда она чересчур сердечно поздоровалась с Джо. — Я миссис Крюгер.
Затем представила девочек.
Эльза кивнула:
— Я стараюсь, как могу.
— Вижу, — отозвалась Дженни. — Дом выглядит прелестно.
— Вы скажите мистеру Крюгеру, что пятно на обоях в столовой - не моя вина. Может, у него на руке была краска.
— Вчера вечером я не заметила никакого пятна.
— Я вам покажу.
На обоях у окна было грязное пятно. Дженни внимательно рассмотрела его.
— Бога ради, да тут микроскоп нужен, чтобы его увидеть.
Эльза отправилась в гостиную начинать уборку, а Дженни с дочками позавтракали на кухне. Покончив с едой, Дженни достала книжки для раскрашивания и цветные карандаши.
— Вот что, — предложила она, — дайте мне спокойно выпить кофе, а потом мы отправимся на прогулку.
Ей хотелось подумать. Только Эрих мог положить мыло девочкам на подушки. Конечно, вполне естественно, что утром он зашел взглянуть на них, и нет ничего страшного в том, что ему явно нравится сосновый аромат. Пожав плечами, Дженни допила кофе и одела малышек в зимние комбинезоны.
День был холодный, но безветренный. Эрих говорил ей, что зима в Миннесоте может варьироваться от холодной до ужасно суровой.
— В этом году тебе повезло, — говорил он. — Погода средней паршивости.
На пороге Дженни помедлила. Может, Эрих захочет показать им конюшни и сараи и представить ее работникам фермы.
— Пойдемте сюда, — предложила она.
Дженни провела Тину и Бет за дом, к открытым полям в восточной части фермы. Они шагали по скрипящему снегу, пока дом почти не скрылся из виду. Когда они подходили к проселочной дороге, которая отмечала восточную границу фермы, Дженни заметила огороженный участок и поняла, что они набрели на семейное кладбище. За белым штакетником виднелось полдюжины гранитных памятников.
— Мамочка, что это? — спросила Бет.
Дженни открыла калитку, и они вошли на кладбище. Она переходила от одного надгробия к другому, читая надписи. Эрих Фриц Крюгер, 1843 -1913, и Гретхен Крюгер, 1847 - 1915. Должно быть, прабабка и прадед Эриха. Две маленькие девочки: Мартея, 1875 - 1877, и Аманда, 1878 - 1890. Дед и бабка Эриха - Эрих Ларс и Ольга Крюгер, оба родились в 1880 году. Она умерла в 1941-м, он - в 1948-м.
Младенец Эрих Ганс, который прожил восемь месяцев в 1911 году. «Столько боли, — подумала Дженни, — столько горя». В одном поколении умерли две девочки, в следующем - мальчик. Как люди выносят такую боль? Следующий памятник: Эрих Джон Крюгер, 1915 - 1979. Отец Эриха.
В южном конце участка была еще одна могила, настолько далеко от остальных, насколько возможно. Дженни поняла, что именно ее она искала. Надпись гласила: «Каролина Бонарди Крюгер, 1924 - 1956».
Отца и мать Эриха не похоронили вместе. Почему? Все остальные надгробия были источены временем. Это же выглядело так, словно недавно его почистили. Простиралась ли любовь Эриха к матери до такой степени, что он особо тщательно ухаживал за ее могилой? Дженни вдруг ощутила необъяснимое беспокойство и натянуто улыбнулась:
— А ну-ка, девчонки, побежали на поле. Кто быстрее?
Со смехом девочки помчались за ней. Она позволила им поймать, а потом обогнать себя, прикидываясь, что старается не отставать от них. Наконец все трое, запыхавшись, остановились. Было ясно, что Бет и Тина в восторге от того, что мама с ними. Щечки у них порозовели, глаза сверкали и искрились. Даже Бет утратила свой вечно серьезный вид. Дженни порывисто их обняла.
— Дойдем вон до того холма, — предложила она. — А потом вернемся обратно.
Но когда они поднялись на вершину, Дженни с удивлением заметила белый дом порядочных размеров по ту сторону холма. Она поняла, что это, должно быть, раньше был основной дом, а теперь там поселился управляющий.
— Кто там живет? — спросила Бет.
— Кто-то из тех, кто работает на папочку.
Пока они разглядывали дом, отворилась парадная дверь. На крыльцо вышла женщина и помахала им, явно подзывая к себе.
— Бет, Тина, пойдемте, — поторопила девочек Дженни. — Кажется, мы сейчас познакомимся с нашей первой соседкой.
Дженни почудилось, что, пока они шли через поле, женщина не отрывала от них взгляда. Невзирая на холодный день, она оставила дверь широко распахнутой. Поначалу, из-за худощавости и сутулости женщины, Дженни решила, что та уже совсем старая. Но, подойдя ближе, поняла, что ей под шестьдесят, не больше. В каштановых волосах, небрежно заколотых в пучок, виднелись седые пряди. Очки без оправы увеличивали грустные серые глаза. На женщине был длинный бесформенный свитер поверх мешковатых трикотажных штанов. Свитер лишь подчеркивал ее костлявые плечи и чрезмерную худобу.
Однако в лице угадывалась былая красота, а губы с опущенными уголками были хорошо очерчены. На подбородке виднелся намек на ямочку, и Дженни ясно увидела, как выглядела эта женщина, когда была моложе и веселее. Пока Дженни представляла себя и девочек, женщина по-прежнему не отрывала от нее взгляда.
— Именно об этом и рассказывал Эрих, — произнесла она тихо и нервно. — Он говорил: «Руни, когда увидишь Дженни, ты решишь, что смотришь на Каролину». Но он не хотел, чтобы я упоминала об этом.
С заметным усилием она постаралась успокоиться.
Дженни импульсивно протянула к ней руки:
— А мне Эрих рассказывал о вас, Руни, о том, как долго вы живете здесь. Я так понимаю, что ваш муж - управляющий на ферме. Я с ним еще не знакома.
Женщина пропустила эти слова мимо ушей.
— Вы из Нью-Йорка?
— Да.
— Сколько вам лет?
— Двадцать шесть.
— Нашей дочке Арден двадцать семь. Клайд сказал, она уехала в Нью-Йорк. Может, вы с ней встречались? — Вопрос прозвучал пылко.
— К сожалению, нет, — ответила Дженни. — Но Нью-Йорк большой город. Чем она занимается? Где живет?
— Не знаю. Десять лет назад Арден сбежала. Зря это она. Могла бы просто сказать: «Мам, хочу поехать в Нью-Йорк». Я ей никогда не мешала. Вот папа был с нею строг. Наверное, она знала, что отец не отпустит ее, такую юную. Но она была умницей, ее даже выбрали президентом клуба «Четыре Эйч»[9]. Я и не знала, что ей так не терпелось уехать. Думала, она счастлива с нами.
Глаза Руни смотрели в стену. Она словно ушла в собственные мысли, как будто объясняла то, что уже объясняла много раз.
— Она была нашим единственным ребенком. Мы долго ее ждали. Была такой прелестной малюткой, и такой энергичной, понимаете, о чем я. Такой активной, прямо с рождения. Так я сказала, назовем ее Арден, сокращенно от «страстная»[10]. Имя для нее было самое то.
Бет и Тина прижались к Дженни. Их что-то напугало в этой женщине, что-то в ее пристальном взгляде и легкой дрожи.
«Боже мой, — подумала Дженни. — Ее единственный ребенок, а она десять лет не получала от нее весточки. Я бы с ума сошла».
— Видите, вот ее фотография, — Руни указала на снимок в рамке на стене. — Я сделала ее всего за две недели до того, как Арден уехала.
Дженни посмотрела на фото крепкой улыбчивой девушки-подростка с кудрявыми светлыми волосами.
— Может, она вышла замуж, и у нее тоже детки, — продолжала Руни. — Я много об этом думаю. Вот почему, когда я увидела вас с малышками, подумала, может, это Арден.