— Зарядкой занимаетесь?
Тут Сонька удивила. С боевым кличем «Кия!» она ринулась на Зорина и долбанула его кулаком по голове. Юрка охнул и качнулся.
Сонька киякнула еще раз. Зорин зашатался.
И тут наваждение прошло. Вместо злобного монстра, я увидела перед собой толстого добряка с пухлыми, в ямках кулаками, с застенчивой улыбкой и влажными, почти телячьими, глазами.
— Сонька, перестань! — закричала я, бросаясь Юрке на помощь.
— Как это перестань? Я еще только начала…
— За что? — всхлипнул Зорин, оседая на пол. — За мою любовь к вам?
— И это называется любовью? — взревела подруга, наскакивая мужика с новой силой. — Лучшую подругу хотел угробить, ирод!
— Я ничего не понимаю… — лепетал Юрка, увертываясь от Сонькиных тычков.
Я, наконец, оттащила свою заступницу от ополоумевшего Зорина. Усадила ее на кровать. Налила полстакана валерианки. Половину дала ей, половину Изольде. Подумав, развела еще стакан, и разделила его между собой, Юркой и Ксюшей.
Распив таким образом пузырек настойки, мы перевели дух.
— Ну что, други мои, будем разбираться, — изрекла я, заедая горечь настойки конфетой. Все закивали. Я продолжила. — Смайл ты нарисовал, Юра? — он закивал еще энергичнее. — Зачем?
— Хотел приятное сделать… Сонечке. Настроение поднять… А она, — он судорожно вздохнул. — Не понравилось, так зачем же драться? Можно же просто сказать…
— А вот это кто? — рявкнула Сонька, ткнув пальцем в гантели. — Кто это сделал?
— Вы думаете это я разбросал гантели? — растеряно заморгал Юрка. — Но я не занимаюсь тяжелой атлетикой…И потом, разве можно из-за простого беспорядка так нервничать?
— Не строй из себя идиота! — взбеленилась Сонька. — Признавайся, это ты хотел Лелю убить?
Зорин минуту тупо смотрел на Соньку, потом гоготнул и весело спросил:
— Шутишь, да?
Сонька зарычала:
— Кто-то хотел убить Лелю. И мы думаем, что это ты!
Зорин опять хихикнул. Но, увидев жуткую гримасу на лице своей возлюбленной, посерьезнел.
— А зачем мне ее убивать?
— Вот и я хотела бы узнать. — Сонька угрожающе насупилась. — Колись!
— Девочки! — взмолился Зорин. — Перестаньте! Вы мня пугаете. Я ничего не понимаю… Честно.
Я тяжко вздохнула и в двух словах обрисовала ситуацию. Прослушав отчет, Зорин вскочил с места.
— И вы туда же? И вы подозреваете меня? Ну ладно те два дегенерата, но вы… — он картинно заломил руки. — Леля, ты знаешь меня 100 лет…
— Ну уж не 100. Не надо меня старить.
— …мы пили с тобой на брудершафт, ели из одной тарелки…
— Когда ты воровал с нее мои бутерброды!
— … сидели за одним компьютером!
— Когда твой сломался, ты нагло отогнал меня от моего!
— … и только из-за того, что на их окне влюбленный идиот Юра Зорин нарисовал смайлик! Какой кошмар!
— Юр! Заткнись, умоляю!
— Нет! Не заткнусь! Ведь существует свобода слова, презумпция невиновности…
— Насилие одной личности, над другой, — угрожающе проскрипела Сонька.
Зорин сразу свернул свою демонстрацию и продолжил уже по делу:
— Я смайл нарисовал где-то… э… час назад. Сразу, как вернулся из столовой. Все спать пошли, а я, влюбленный дурак, поперся к окошку вашему. Приятное хотел сделать. Подбодрить…
— Ты не видел — баррикады уже были?
— Н-н-не знаю. Я в комнату не смотрел. Только на стекло. Я был весь пронизан любовью… Тем более занавески были задернуты.
— Так, — попыталась собраться с мыслями Сонька. — Так. Что же получается?
— Ничего хорошего, — ответила я. — Ты не пострадала только потому, что вечно дверь пинком открываешь. Открывала бы, как все нормальные люди, руками, давно бы с пробитой башкой лежала.
— А всегда знала, что мои вредные привычки могут мне пригодиться!
— Это точно не Суслик! — не впопад брякнула Ксюша.
— Чего?
— Это не Суслик. Мы видели его, когда выходили из столовой…
— А он, может, успел обернуться. Долго ли — туда, сюда. — Предположил Зорин. — Наворотил капканов и назад. Алиби себе создавать.
— Вряд ли, — не согласилась Ксюша. — Когда бы он в таком случае успел слепить такую огроменную бабищу? Она знаешь какая… Как статую Свободы…
— Это точно не Артем и не Лева, — внесла свою лепту в обсуждение Изольда. — Их нет в лагере.
— И не я! Хоть я в лагере и был, — продолжал стоять на своем Юрка.
— Это точно не… — задумалась Сонька, но договорить не успела, потому что Изольда вдруг вздрогнула, охнула, затряслась. А потом вовсе завалилась на кровать в обмороке. Но перед тем, как отключиться прохрипела:
— Это он!
15.
Мы оторопело посмотрели на дверь.
В проеме, привалившись плечом к косяку, стоял Кука. Вид имел удивленно-растерянный. Совсем не опасный. Но глаза за стеклами очков (или это мне только показалось) сверкали как-то не по-доброму.
— Что он? То есть я? — спросила он, отлипая от косяка.
— Э… — затянула Сонька. — Э… Ну…
— Не понял. Говори вразуминительнее.
Сонька и хотела бы, да не могла, она сама не совсем понимала, почему припадочная бухгалтерша обвинила Куку в нападении. Но тут Изольда судорожно икнула, булькнула, хрюкнула и открыла один глаз.
— Это он! — заверещала она, как только сфокусировалась. — Он чуть не убил меня!
— Я? — очень искренне удивился Кука.
— Ты! Ты! Я знаю!
— Но почему я?
— Да, — поддакнула Сонька. — Почему он?
— Я узнала его ботинки! Посмотрите! — она простерла свой костлявый перст, тыча им в Кукины «гриндерсы». — На его подошве подкова! Я видела!
Кука приподнял ногу, глянул на свою подошву — убедился в том, что пятка и вправду подбита железной подковкой — потом тупо уставился на нас.
— И что? — опять не понял он.
— А то, что тот, кто напал на меня в туалете, был обут в точно такие ботинки, с точно такой подковой! Скажешь, не ты?
— Не я.
— Но я видела, я рассмотрела в мельчайших деталях эти боты… Когда ты уходил, подковы сверкали и цокали… Я слышала…
— Я в это время спал, — стоял на своем Кука.
— Но согласись, что больше ни одному иди… человеку не придет в голову подбивать «гриндерсы», — сказала я.
— Ну и что? А мне пришла. Мне так нравится. Это не преступление.
— Преступление не в том, что ты испоганил фирменную обувку, а в том, что попытался убить Изольду.
— Я? Изольду? — Кука захохотал. — Но это же идиотизм! Глупость! Вы бы еще придумали, что я изнасиловать пытался…
— А что? Может, и пытался, — хмуро молвила Изольда.
— Ой, не смешите! Я лучше батарею изнасилую, она такая же ребристая, но зато горячая!
— Ах ты… Гад! — зарычала Изольда и ринулась на обидчика с такой быстротой, будто это не она только что валялась в изнеможении на ковре.
— Отвали, дура! — прикрикнул Кука.
— Сам дурак! — рыкнула Изольда, впиваясь пальцами ему в лицо.
— Черт! — выругался телохранитель — видимо не ожидал от анемичной бухгалтерши такой прыти. — Отстань!
Изольда не отставала. Тогда он ткнул ее пальцем под ребра. Болевой прием возымел действие — Изольда отцепилась.
— Как тебе не стыдно? — затрубил Зорин. — Обижать слабых? Бить женщину, это же… это же… это просто не достойно.
— Да пошли вы все на…! — ответил Кука, утирая с лица кровь.
— Мы пойдем, но ты сначала объясни…
— Ничего я вам объяснять не буду.
— Как это? Ты должен перед лицом общественности поклясться…
— Отвали, Зорин! Я тебя предупреждаю, еще одно слово, и ты труп!
— Вы слышали? — заголосил Юрка. — Он теперь и меня хочет замочить! Убийца!
Мы переглянулись. Убийца Кука или нет, но улики не в его пользу, так что объясняться с милицией ему придется — про нападение в туалете, как и про ботинки, мы ей расскажем.
— Кука, — миролюбиво начала я. — Ты говоришь, что не при чем, и мы, предположим, тебе верим, но тогда объясни, каким образом твои ботинки оказались на ногах злоумышленника?