Вдруг комната начинает как-то странно плыть, ее стены изгибаются и растягиваются вместе с белым пятном посередине. Роберт тряхнул головой, попытавшись сбросить некстати напавшую дурноту, но его разум опутывает мутная, вязкая пелена какая случается в раннее пробуждение после двух или трехчасового беспокойного сна.
За спиной открывается дверь, громко стучат каблуки, женщина приближается и встает у холста. Роберт будто околдованный, не может отвести взгляд от белого полотна, закрывающего холст. Гул в голове прерывается женским голосом:
— Джентльмены, добрый вечер.
— Здравствуй Моник. — Марк элегантно целует ее изящную ручку, не обращая внимания на Роберта, находящегося в каком-то кататоническом оцепенении. — знакомься — Роберт Стэнхоппер. Очарован классицизмом и богоподобными женщинами Россетти, я рассказал ему о твоей находке, и он жаждет взглянуть на нее своими глазами — Марк засмеялся, гулко и непривычно в замершей тишине. От этого смеха Роберт вздрагивает и наконец приходит в себя, его руки мелко дрожат, когда он пожимает тонкую кисть Моник, она словно бы делает вид, что не замечает этого. Ее горячие пальцы обжигают его ладонь.
— Роберт, это Моник, я тебе о ней рассказывал, настоящая Агата Кристи мира искусства. Она занимается поиском и оценкой шедевров. Помнишь историю с найденной картиной Климта в музее Пьяченца? Так вот, это она ее нашла, имя женщины, указанное в сводках новостей конечно же вымышленное — Марк инстинктивно понижает голос и наклоняется к Роберту поближе.
— Мистер Стэнхоппер, готовы взглянуть на что-то поистине захватывающее? — Моник чарующе, покачивает бедрами, соблазнительно утянутыми черной юбкой-карандашом. Не дожидаясь ответа, она аккуратно защипывает материю пальцами по краям картины и приподнимает ее. Роберт перестает дышать, все происходит словно в воде, тягуче и медленно.
«Господи, что со мной происходит?!» — думает он в отчаянии. — «я что, отравился?!»
Ткань с легким шелестом падает на пол, галогеновая лампа освещает чумазое лицо мальчика, тяжелый взгляд которого будто бы наполняет комнату почти физически ощутимым присутствием.
— Боже, — вырывается у Роберта, его коленки подгибаются, и он практически падает на пол, но Марк быстро подхватывает его. — это действительно он! Это плачущий мальчик! Но как, как это возможно? Это же легенда, миф! — Роберт, покачиваясь подходит ближе к холсту. Оглядев картину, мазки краски, посмотрев на задник, он убеждается, что это оригинал, только если копия не сделана так великолепно, что может его обмануть.
— Это — оригинал, мистер Стэнхоппер — он слышит голос женщины, на мгновения забывая, как ее зовут. — Мы провели несколько экспертиз: рентгенограммы, спектрометры, все как положено. По химико-технологическому анализу красок и материала холста дата их производства — середина 20го века, место — Италия, только в этой стране в краску добавляли небольшое количество орехового масла вплоть до 1965 г., интересно так же дерево, которое использовано для подрамника — высокогорный дуб. Как известно дубы в Италии преобладают в северной части страны, практически в предгорной области Альп. Большая часть их использовалась на сваи в Венеции, отсюда, а также учитывая, многие другие факты, которыми я не буду грузить вашу голову, мы можем сделать вывод, что место, где была написана эта картина — Венеция, середина двадцатого века. Ну и финальное и одно из самых важных фактов — обратите внимание на нижнюю правую часть картины, подпись «Амадио», которая имеет тот же кракелюр, что и все полотно, а значит подпись наносилась в то же время, когда была написана картина. Эта единственная работа, подписанная настоящим именем, обычно в своих работах Бруно Амадио использовал творческий псевдоним — Джованни Браголина, но эта картина видимо была для него особенной, — Моник умолкла.
— Может ли это быть ошибкой? — шепчет Роберт и Моник слышит его.
— Нет, наука не обманет нас в таких деталях. За сто лет существования искусствоведческих бюро наука в этой сфере достигла больших высот, по одной ворсинке кисти, присохшей к холсту, мы можем сказать, чем болел художник, писавший ее. В данной работе факты нельзя опровергнуть. Вы сейчас смотрите в лицо той самой, легендарной картины, картины призрака, картины проклятия.
Все замерли, вперив взгляды в лицо на холсте. Звуки из зала, отдаленно долетавшие до них ранее, теперь бились о непроницаемый барьер сознания, словно мухи об оконное стекло. Ощущение необъяснимости и потусторонности наполняет пространство и больно колет кожу ледяными, невидимыми иглами.