Айрис (насмешливо, Дэвиду). Мне-то все равно, но у них там принято стучать в дверь и здороваться, когда входишь.
Дэвид (устало, не обращая никакого внимания на Мэвис). У тебя есть бумага?
Айрис. На столике в спальне.
Дэвид выходит в спальню.
Дэвид — драматург, он живет над нами. А мы, как правительство, его субсидируем.
Мэвис кивает, обращается к Сиднею.
Мэвис. А он милый… Женат?
Сидней (просто). Дэвид обходится без женщин.
Мэвис не понимает.
Гомик.
Она снова не понимает.
Ну, гомосексуалист. (Для пущего эффекта.) Абсолютный.
Мэвис. A-а! (Подумав) Ну, может, ей захочется отдохнуть…
Снова появляется Дэвид, подходит к бару, чтобы налить себе виски.
Мэвис собирается идти.
Мне, пожалуй, пора. Мы договорились с Фредом встретиться. Кстати, Айрис, я тебе еще не говорила? Фреда назначили директором строительства плотины на Фолк-ривер. Как тебе это нравится?
Сидней поражен.
Айрис. Как видно, талантливая мы семейка. По какой дорожке пи пойдем… (намеренная пауза, чтобы разъярить сестру) всюду везет…
Мэвис. Айрис, тут люди.
Айрис. Дэвид не люди. Он писатель. Кстати, он обожает проституток. Считает их единственными настоящими женщинами, на них, так сказать, вертится мир, правда ведь, Дэвид?
Мэвис. Беда в том, Айрис, что твои двусмысленные остроты нисколько не помогают делу.
Сидней (обдумывает сообщение Мэвис). Так, значит, Фред процветает?
Айрис, сразу все поняв, вскидывает на него глаза.
Айрис. Берегись, Мэвис!
Сидней. Помолчи ты!
Мэвис (вежливо). Сидней, дорогой, ты же знаешь, что Фред не даст денег на ночной клуб.
Айрис. Ночной клуб умер. Да здравствует газета!
Сидней (жене). Это был не ночной клуб.
Мэвис. Газета. (Глубокий вздох и материнское увещевание.) Эх, Сидней, Сидней! Ведь тебе тридцать семь. Когда же ты наконец станешь взрослым? (Качая головой.) Газета, подумать только.
Сидней (ощетинившись). А чем же, по твоему просвещенному мнению, должен заниматься «взрослый» человек?
Мэвис. Я знаю, что твой брат Мэнни несколько раз предлагал тебе место в своей фирме. Тебе повезло, у твоего брата есть положение. Такому, как Фред, все дается гораздо труднее, гораздо.
Сидней. Мэвис, а что, если я попытаюсь — хотя заранее знаю, что это бесполезно, — попытаюсь объяснить тебе, что я считаю своего братца Мэнни неудачником? Я считаю неудачником и Фреда. Они оба с самого рождения приняли сложившиеся обстоятельства. А я признаю лишь те обстоятельства, которые создаю сам. Я сам решаю, что мне делать. Я хочу издавать газету или… или уеду и буду работать шофером скорой помощи в Анголе. Но я ни за что не стану винтиком какой-нибудь компании.
Мэвис (уже ничего не слыша после слова «Ангола», растерянно хлопает глазами). Где ты хочешь работать шофером?
Айрис. Сидней, да ведь ты не умеешь водить машину…
Сидней. А, ладно!
Айрис (уперев руки в бока, Дэвиду). Ну вот, а ты говоришь, что Хемингуэй никуда не годится.
Мэвис. Мне и в самом деле надо идти. (Сестре, тихо.) Ты дашь мне знать, когда Глория приедет?
Айрис (с глубоким вздохом). Мэвис, рано или поздно тебе придется понять, что у Глории собственная жизнь и она не нуждается в материнской опеке. Живи и дай жить другим, вот и все.
Мэвис. Скверная философия, придуманная, чтобы снять с себя ответственность.
Сидней. Мэвис, пожалуйста, уходи. Я вынужден согласиться с тобой, а это всегда меня злит.
Мэвис (натягивая перчатки, Дэвиду). И что же вы пишете, молодой человек?
Дэвид. Вам это неинтересно.
Сидней. Расскажи о своей новой пьесе, Дэвид. Все равно, она сегодня тут такого наслушалась.
Дэвид. Отстань, Сидней.
Сидней. Дэвид предпринял окончательную попытку высвободить театр из тисков ибсеновского натурализма — я точно формулирую, Дэвид?