Элтон. Ты бы на ней женился?
Сидней. Если бы я ее любил… Не знаю, что тебе сказать, кроме того, что если бы я ее любил…
Элтон (пронзительный крик). Ты знаешь, что приходится выделывать таким девушкам?
Сидней. Да ладно, знаю. У тебя сейчас воспалено воображение, каждый безликий мужчина во вселенной становится…
Элтон. Тем, кто спит с моей любимой… пользуется ею, как… предметом обихода… как вещью, инструментом…
Сидней (сострадая всем на свете). Пытаясь утолить какие-то свои несчастные потребности, Элтон…
Элтон. …как товаром! (Взглядывает на Сиднея.) Непонятно тебе, Сидней? (Трет рукою лоб.) Моя родословная — дешевый товар и его потребители… Разве ты не знаешь? Я бегу от Глории, чтобы не сделаться товаром. Почему у меня такая светлая кожа, Сидней? Ты никогда об этом не думал? Потому что мою бабку сделали дешевым товаром. Купля и продажа в этой стране начинается с меня.
Сидней. Ну, ладно…
Элтон. Нет, ты не понимаешь… Мой отец, ты знаешь, был проводником спальных вагонов… Он тридцать лет подтирал плевки и сперму, разносил напитки и знал все секреты белого человека… Среди ночи он вскакивал от звонка, натягивал белую куртку и улыбку и тащился по коридорам с подносом и веничком… с бумажными мешками… и улыбкой… тащился туда, где звонил белый человек… тридцать лет. А моя мать… она была поденщицей. Она всегда приносила кусочки того-сего из кухни «Мисс Леди»… что-то ей дали, а что-то она стянула… Мама несла свою добычу домой и выкладывала на кухонном столе… а все мы стояли и любовались… А отец… он, бывало, глянет и уйдет. И вот однажды вечером на него вдруг что-то нашло: он взял да и смахнул все на пол — и желе, и кусочек ветчины, надбитую лампу, и свитер для меня, и две маленькие вазочки… Он сбросил все это на пол и стал кричать, а по щекам у него бежали слезы… «Не хочу держать в своем доме объедки белого человека, не хочу! Не желаю видеть его отбросы!»… А мама стояла, крепко сжав губы, и, когда он лег спать, все подобрала, что не разбилось и не испортилось, помыла, почистила и спрятала в шкаф… И мы это ели и носили… надо же было как-то прожить, и маме нашей было не до гордости… Я тоже не хочу объедков белого человека, Сидней. Я не могу жениться на ней. (Встает и вынимает листок бумаги.) Я написал ей записку.
Сидней. Ты даже не хочешь повидаться с ней?
Элтон опускает голову.
А если бы она была черной?
Нет ответа.
Это расизм, Элт.
Элтон. Это я понимаю (показывает на голову)… умом.
Сидней (грустно глядя на него). Но — «Звезда взошла над Африкой…»
Элтон (тоже глядит на него). Да.
Сидней. Над Гарлемом… над Саут-сайдом…
Элтон. Да.
Сидней. Свирепствует новый сионизм…
Элтон дает ему записку, идет к двери.
Ты даже не хочешь ее повидать?
Элтон (у двери, тоскливо). Нет. Я хочу никогда ее не видеть.
Выбегает. Сидней идет за ним.
Сидней. Боишься, что простишь ее! А прощать не хочешь?
Стоит, глядя ему вслед, под шум торжества — теперь уже не пение, а репродуктор и гул толпы. Вскоре появляется Мэвис.
Мэвис. Сидней! (С распростертыми руками быстро подходит к нему, искренне взволнованная и ошеломленная. Она оттесняет его в комнату, дверь закрывается, и звуки стихают.) Ну кто бы мог подумать! Фред, как только увидел газету, сразу же позвонил мне со службы и сказал: «Мэвис, а этот твой зять, кажется, политический гений!» Он был так взбудоражен! Он сказал, что кругом только и говорят что о тебе, о твоей газете и Уолли О’Хара. Он сказал, что об этом передавали в последних известиях. (Во время этой тирады она стискивает его в объятиях и целует.) Давай мы с тобой выпьем, Сидней. Ты не представляешь себе, как я горжусь тобой. Я-то думала, это еще одна твоя пустопорожняя затея — вроде ночного клуба и прочего… (быстро поправляется) знаю, это был не ночной клуб… А где все?.. Я думала, тут у вас… одним словом…
Сидней (наливая ей). …дым столбом. Но кандидатом-то был не я, Мэвис. Айрис еще не пришла. Она иногда после работы заходит купить на ужин полуфабрикатов… Я с удовольствием поболтал бы с тобой, но мне некогда.