— Да. Там проводят все казни. Только за прошлый год тридцать семь раз. А знаете, сколько их было в Орегоне за прошедшие десять лет?
Нэт отрицательно покачал головой.
— Одна. Всего одна. Это просто возмутительно, как они там затягивают дела.
Ирен напряглась. Слова дочери показались ей жестокими. Она мечтала для нее о другой жизни, без старых ран, которые кровоточат снова и снова. Еще она надеялась рассказать Блисс и Нэту, как нашла в себе силы справиться со своей болью, чтобы жить дальше. Ей хотелось рассказать им про письмо и про то, как в то мгновение, когда она опустила его в ящик, настоящий мир, полный живых красок и удивительных ощущений, открылся перед ее взором. Это было равносильно тому, как вынуть затычки из ушей или натереть под носом мазью от простуды и вдохнуть резкий запах ментола — тогда все звуки и запахи мира ощущаются гораздо сильнее. Собственно, это ее письмо, хотела сказать Ирен, и стало причиной их приезда в Остин. Это благодаря ему они ехали с Нэтом, держась за руки, благодаря ему она даже съела салат с манго, благодаря ему их дом снова засверкал чистотой, а она сама вновь с радостью слушала музыку и даже, вплоть до этого момента, подумывала о том, а не научиться ли ей играть на цитре.
Именно благодаря письму она была жива.
Но теперь она вряд ли сможет им о нем рассказать. В законопослушном мире, в котором обитал ее муж и в котором намеревалась поселиться Блисс, Дэниэлу Роббину не было места и не было прощения. Ирен положила свою руку на руку дочери:
— Ты выбрала себе нелегкий путь, ты это знаешь.
Блисс прикусила губу и кивнула:
— Этот путь сам выбрал меня, мама.
Две женщины сидели, глядя друг на друга, Нэт переводил взгляд с одной на другую. Тишину нарушил подошедший Майкл, который спросил, готовы ли они сделать заказ.
— Пожалуй, — быстро сказал Нэт, попросив гамбургер.
Ирен заказала гаспаччо, а Блисс салат.
— Да, кстати. Мама, папа, я должна сказать вам еще одну вещь. — Блисс разложила на коленях салфетку и хитро посмотрела на обоих родителей. — Я теперь вегетарианка.
Блисс — в складчину с двумя подругами — снимала дом в центре города. Обе ее соседки тоже будущие юристы. На лето обе уехали домой.
— Домой? На лето? — переспросил Нэт, пока Блисс открывала входную дверь. — Дети все еще ездят домой на летние каникулы?
Ирен одарила мужа укоризненным взглядом и вошла в дом.
— У вас тут мило, — сказала она.
Окна украшали деревянные ставни, пол был выложен дубовым паркетом, а гостиную украшал камин. Вдоль стен выстроились высокие книжные шкафы, середину комнаты занимал пестрый персидский ковер. Если не обращать внимания на его затоптанный узор, горы газет, скопление немытых кофейных кружек, пыль и общий беспорядок, царивший в доме, то это место действительно можно было назвать очень даже милым.
Блисс выделила родителям спальню Кэрр на застекленной веранде. Здесь тоже было множество книжных полок, на подоконнике в горшках стояли полуувядшие растения, а стены обклеены репродукциями абстрактной живописи, которые Нэт тотчас взялся рассматривать, озадаченно почесывая голову. Спать им пришлось на низкой кровати, точнее, матраце, который Блисс назвала футоном. Ирен полночи давилась от смеха, когда Нэт с непривычки не мог с него встать, чтобы сходить в туалет.
Почти все время Блисс проводила на работе. Однажды за ужином она предложила как-нибудь пригласить в гости своего бойфренда. Ирен и Нэт удивленно посмотрели на дочь.
— Бойфренда? — осторожно уточнил Нэт.
— Руди. Его зовут Руди Каплан. Он из Бруклина.
— Из Нью-Йорка? — уточнила Ирен.
— Да, да. Только он еврей, пап.
— Разве я что-то сказал?
— Тебе и говорить не надо. — Блисс вытерла губы салфеткой и встала из-за стола.
— И почему тогда наш великий телепат не рассказывает нам ничего о нем?
— Он учится на втором курсе юридического факультета. Оба его родителя работают кардиологами на Манхэттене. Он красивый и очень умный парень. Что еще вас интересует?
Ирен опустила вилку.
— И давно вы с ним начали встречаться? И что значит, возможно, ты его пригласишь на ужин? Мы хотим с ним познакомиться.
— Просто, мам, это не настолько серьезно. Он хороший, у нас с ним прекрасные отношения, вот и все. Его мать хочет, чтобы он женился на какой-нибудь милой евреечке с дипломом Колумбийского университета, я же вообще не хочу выходить замуж. И вообще, вы вряд ли поймете, о чем он говорит.
— Это почему же? — спросил оскорбленный в лучших чувствах Нэт.