Тем временем цапля шагнула глубже, а потом в мгновение ока сунула голову и тотчас вытащила — с рыбой в клюве.
Они с Ирен не выбирались на рыбалку вот уже лет восемь или девять. То есть примерно с того времени, когда, если верить Кэрол, его жена пыталась покончить с собой. Нэт с силой вогнал кулак в ладонь.
— Ирен! — прошептал он, а потом крикнул ее имя так громко, что испуганная цапля застыла как статуя.
Нэт нагнулся и подобрал с земли лист — красно-желто-оранжево-зеленый. Он не мог сказать, с какого дерева тот упал. Никогда не задумался над породами деревьев. Такое было по части Ирен. Она всегда знала все названия. Она и Шэп. Они оба были знатоки в том, что касалось деревьев, растений, цветов…
Нэт смял лист в руке, бросил его в воду и пронаблюдал, как тот пошел ко дну.
Глава 36. 14 октября 2004 года
— Они мне никогда не разрешат это сделать, — произнесла Ирен, просматривая бланк заявления на посещение заключенного.
— Это почему же? — удивился Джефф.
— Здесь говорится, что сначала я должна проконсультироваться с психологом. Но у меня на это нет времени. А вот здесь, — она подтолкнула лист бумаги через кухонный стол, — меня спрашивают, кто из моих близких поддерживает это решение.
— А что, разве никто?
Ирен рассмеялась:
— Когда Кэрол узнала про письма, ее едва удар не хватил. Сказала, что я должна их сжечь.
— А Блисс?
— Ну, она тем и занимается, что сажает за решетку таких, как Роббин.
— Да, я знаю. Но ведь это еще не значит, что…
— Я бы не хотела втягивать ее в это дело.
Джефф кивнул.
— Блисс в курсе, что дата уже назначена?
— Да, она позвонила мне, когда я помогала в церкви. Сказала, что давно пора.
Ирен положила руки на стол и взяла письмо от начальника тюрьмы. Оно, подобно сторожу, лежало сверху других бумаг, предостерегая ее от дальнейших шагов. Ирен указала на него пальцем:
— Начальник тюрьмы говорит, что мне особенно не на что рассчитывать.
— А что он сказал вам по телефону?
— То же самое. Спрашивал, кто поддерживает мое решение. Я честно призналась, что никто. И тогда он сказал, что бесполезно даже пытаться. Что тем самым я сделаю себе только хуже, потому что это будет означать очередную потерю. Кэрол сказала то же самое.
Джефф взял письмо начальника тюрьмы и пробежал глазами.
— Этот мистер Мейсон, он дал вам хотя бы крошечный повод для надежды?
— Никакого.
— Но вы все равно решили попытаться?
Ирен посмотрела на лампочку под потолком:
— Если бы меня кто-нибудь поддержал. Кто-то из друзей или родственников. А так я одна. У меня никого нет. И из-за этого у меня такое ощущение… черт, я даже сама не знаю, что чувствую. Наверно, мне больно — и за него, и за себя, и за Шэпа — за всех.
Джефф разорвал обертку еще на одной печенюшке и поскреб пальцем глазурь.
— Поверить не могу, что ты все еще их печешь.
— По привычке. Вспомните печенье, которое вы сами когда-то пекли. Как оно называлось? «В рай и обратно»?
— «Назад в рай».
— Ничего вкуснее не помню.
— Рецепт моей матери.
— Овсяная мука, шоколад и что еще?
— Ирис и кокосовая стружка.
— Ага. Помню, они всегда были у вас готовы, когда мы с Блисс возвращались из школы. Помнится, на улице уже холодно, а нас ждет печенье. А еще вы здорово готовили горячий шоколад!
— Ничего особенного. Просто брала какао из пачки и…
— И добавляли в него пастилу. Такие крошечные кусочки, помните?
Ирен покачала головой.
— А я помню. Для меня прийти к вам после школы значило то, что вы только что сказали, — назад в рай.
— Джефф, ты, наверно, вспомнил чей-то другой дом. Лично я помню лишь то, что провела почти все эти годы вон в том кресле. Причем половину времени изрядно выпивши. — Ирен указала в сторону гостиной.
— И такое было. А еще я знал, что вы там. Вы и мистер Стенли. Вы всегда относились ко мне так, словно я был частью вашей семьи.
— Это заслуга Блисс.
— Это точно, но не только ее одной. Я вам вот что скажу. Я не помню, чтобы моя мать хотя бы раз испекла к моему приходу печенье. Да что там, даже ни разу не купила магазинное.
Ирен слушала, как Джефф рассказывал ей про дни, которые она уже почти забыла.